Не носи масок. Не подстраивайся. Будь собой. Потому что ты самая красивая девушка из всех, что я видел в своей жизни и жизнях. И я люблю тебя, буду любить тебя всегда.»
Я перевернуло лис бумаги, глубоко вдохнула и выдохнула.
«Что хотел еще сказать? Не плачь, пожалуйста. Мне жаль, что я не могу сейчас вытереть тебе слезы, поцеловать в макушку и прижать к себе. И сказать, что все хорошо, потому это не так.
Живи дальше, прошу тебя. Не ищи смерти, а я буду рядом до тех пор, пока это будет возможно. Я ненавижу сейчас себя за то, что ты испытываешь. Но смею просить прощения — я в любом случае сделал все, что мог, что бы оставаться рядом. Хорошо? Я хочу верить, что бы сильная. Ты собрала себя по кусочкам один раз, второй. Прошу тебя, сделай это си сейчас. Сделай это для меня.
Твой Питер. Ненавистный Хайло Вестейд»
Я скомкала письмо, сжала его в кулаках, поднесла ко рту. Губы кривились, из глаз текли слезы.
— Мудак! — дрожащим голосом крикнула я, бросив бумажку в ту сторону, откуда чувствовала его присутствие. Потом подорвалась с места, хотела ударить его, но прошла насквозь и ударила обоими руками по стене. Дохнуло грустью и тоской. Опустившись на колени и согнувшись, я зарыдала сильнее, надрывно всхлипывая. Попытки успокоится ни к чему не приводили. За что все это дерьмо? За что? Что я, блять, плохое сделала этому миру, что он забирает у меня все, что дорого? Да, я собирала себя по кусочкам, даже вполне успешно, но суть в том что он был рядом. Все те разы он находился рядом и был своеобразным клеем, который заполнял появляющуюся пустоту.
Мне удалось более или менее прийти в себя только через 10 минут, может чуть больше. Встала, накинула кожанку, натянула гриндера. Пока шнуровала — чуть не пробрала еще одна истерика. А теперь нужно будет улыбаться. У нас не принято скорбеть, но помнить мы обязаны — фраза, которую принес Джейкоб. Глаз задёргался, в груди потянуло давно забытое. Блять.
Сами похороны помню плохо. Священник был наш, из церквушки неподалёку от бара — бывший хиппи, который даже ленточку с волос не снимал, разве что одежду на рясу снимал. Он говорил что-то про грехи, может даже читал Библию. Говорил, что Питер был хорошим человеком, но следует отпустить горе и жить дальше. Священника звали Роберт и говорил он это все дрожащим голосом — был не плохо знаком со всеми нами, периодически даже наведываясь в бар. Он вообще был хорошим парнем. Прикрывал наши заднице бог знает сколько раз, когда мы удирали от копов через церковь, а потом читал нам нотации. В глазах в этот момента у него бала лукавая улыбка.