Он стоял на сцене. Прямо перед ним спускалось с потолка огромное полотнище, разрисованное какими-то полосами и пятнами. Занавес был уже открыт. Концерт начался. Скрытые от Иванцова задником, по авансцене двигались артисты. Но вот Дмитрий увидел Анатолия. Тот стоял за кулисами возле ящика с песком и, тужась, натягивал узкий сапог. Потом притопнул ногой о пол и легонько, как бы пробуя силы, прошелся вприсядку. В этот момент раздался громкий голос конферансье:
— Русский народный танец "Коробейники" исполнит литейщик локомобильного завода Анатолий Антипов!
Послышались аплодисменты. Толя заметался, сразу растерявшись. Он туго затянул белый шелковый пояс, расправил рукава, взглянул на сапоги. И с досадой поморщился. Левый сапог был густо вымазан чем-то белым, наверно известкой. Антипов беспомощно оглянулся, ища, чем бы вытереть. В углу сцены он заметил бархатное знамя, стоявшее в чехле у стены. Переходящее Красное знамя, врученное локомобильному заводу за перевыполнение плана. Его отдали на хранение во Дворец культуры и нынче, в суматохе, отодвинули в глубь сцены. Антипов кинулся в угол, поспешно вытер чехлом сапог и бросился на сцену, навстречу отчаянно махавшему рукой конферансье, который всюду разыскивал Толю и, наконец, нашел… Разумеется, вытирая сапог, Антипов не отдавал себе отчета в том, что делает. Он схватил первое, что попалось под руку, это оказался чехол от знамени, но Толя не обратил на него внимания. Так или иначе, он почистил им сапоги на глазах у Иванцова.
Правда, надо сказать, что и Иванцов в первый момент, подобно Анатолию, не увидел ничего особенного в этом поступке. Он подумал только, что поговорить с Антиповым сегодня вряд ли удастся. Глупо торчать за кулисами, привлекая к себе внимание. Дмитрий вернулся к Лиде. Они сели на свои места в зале и просмотрели концерт до конца, потом до полуночи танцевали в фойе и ушли из Дворца культуры почти последними. Дмитрий ни разу не вспомнил об Антипове, но был весел и беззаботен, точно предчувствуя, что все его планы осуществятся. Лида, заметившая перемену в его настроении, не знала, чему ее приписать, но не расспрашивала. Ей было хорошо известно, что Дмитрий человек на редкость скрытный. Да он даже, если бы захотел, не смог ответить, так как сам не понимал, отчего на душе стало легко…
И только когда вышли на улицу и очутились под черным небом, в глухом, узком переулке, Иванцов задумался. Рука, поддерживавшая Лиду за локоть, ослабла. Он замедлил шаги и начал пальцами разглаживать брови, что служило признаком напряженной работы мысли. А Лида, полная впечатлений, болтала без умолку: