Выложено 14 февраля 2010
Правка и добавления 6 июня 2011
http://fedor-krjukov.narod.ru/o_KRJUKOVE/Chernov_o_KRJUKOVE.htm
Андрей Чернов
ЗАПРЕЩЕННЫЙ КЛАССИК
14 февраля Федору Крюкову исполнилось 140 лет
Федор Дмитриевич несомненно унес в могилу
«
Войну и мир
»
нашего времени, которую он уже задумывал, он, испытавший весь трагизм и все величие этой эпопеи на своих плечах…
Сергей Серапин
. Памяти Ф. Д. Крюкова.
Газета «Сполох». Мелитополь
. 5 сентября 1920
В
прошлом веке говорили: «Советская власть 70 лет не может простить Гумилеву того, что она его расстреляла».
Но Гумилева читали и до советской власти, и при, и после.
А этот сам виноват. Пусть его прозой зачитывались Горький, Короленко и Серафимович, пусть современники называли «Гомером казачества»… Публиковался он чаще всего под псевдонимами (Гордеев, Березинцев и др.) в народническом журнале «Русское Богатство». Там, у Короленко, и служил соредактором по отделу прозы. А темы все время брал какие-то уж слишком
региональные
… Ни славы, ни прибытку. И кому после 1905 года хотелось читать про быт донских казаков, если по всей России само слово «казак» ассоциировалось со свистом нагайки?
Ложь постсоветского мифа: Крюков – третьестепенный писатель.
Слышу такое:
– Крюков… Это который казачий офицер?
– А вы читали этого офицера?
– Нет, но я читал монографию Феликса Кузнецова о Шолохове…
Крюкова очень удобно объявить дилетантом. Ранняя его проза (по большей части очерковая) – неровная, с самоповторами и срывами – мучительный поиск языковой пластики. Ну
не писали русские классики о жалмерках, прикладках и охлюпках. А это не про просто диалектизмы, это другой, неизвестный прочей России быт, иные нравы и людские отношения, иная человеческая психология. А, значит, – другая Россия. Откройте его первый рассказ «Гулебщики» (автору 22 года)… Там каждое слово – волшебство. Откройте лучшие его вещи. Никогда донская речь не звучала столь завораживающе и столь пророчески.
Раскладывайте костры, а огонь упадет с неба
.
И он честно раскладывал. Но, вероятно, так и остался бы прекрасным провинциальным бытописателем и «первым певцом Тихого Дона», если б не тот огонь. Только не небесный, а земной, рукотворный, вонючий, опаливший полмира и пожравший дотла все, что этот писатель так любил – и Россию, и родную его Донщину.
