Московские мастера (Хлебников, Лившиц) - страница 14

– Сейчас вечер. Морозная мутносиняя тишь и сквозь ветви бриллиантовое яблоко, такое сочное, льется в глаза.

– Вечер зимой и моя жизнь, будто две старые елки передо мной.

– Нет, не надо сознания. Долой.

– Я выламываю сук и бросаю его в сочное яблоко.

– Снег повалился с ветвей и нарушилась нелепо тишина.

– Ради Бога, не надо разума.

– Я мудрец и потому ничуть не выше и не лучше пня

или мха или заячьих следов.

– Душа моя и душа крапивы – один мир, одно творчество, одна красота, один смысл.

– И только вот вопрос: мне 62, а ей 15.

– Меня любит зима. В мае мне больно.

– Пусть решает судьба. Дай. Верю. Протянул руки.

– Завтра ночью я пойду за Лией.


– В синюю звездолинную ночь на из-синя-розовое утро холонул морозный туман.

– Было ниже нуля 38 градусов.

– А ведь шел март и в трепетном мерцании прибывающих дней глубинно чувствовалась влажная поляна без травы с цветами из снегу – подснежниками.

– И так глупо случилось: видел поэт старик, ясно видел, как дала ему свое «да» Лия условленным знаком.

– Четыре раза она зажигала и гасила огонь зеленой лам- падки у образа «Всех Скорбящих».

– Мудрец замерз перед открытой истиной.

– Эх старик, старик.

– Когда Лия подошла с узелком к нему, подумала, что шутит старик, притворившись застывшим, и села верхом на него отдохнуть и узелок на труп положила.

– Бедная девочка! Острая боль полоснула весеннюю душу, как поняла, что так глупо случилось.

– Старик лежал на дороге с лицом, закрытым руками. Будто стыдился даже смерти.

– Лия догадалась, что он согревал руки. Она погладила закоченелого старика.

– Обида несносная томила юное сердце: каких-нибудь 10 минут было подождать. Только.

– Забыла узелок на старике.

– Солнце выкатилось ядреное, кумачевое от стужи.

– Странно на дороге светилась еще раз топором обрубленная борода.

– Мудрая песня о нелепом в мире кончилась сухим стуком молотка по крышке гроба.

– Лия желанно видела во сне опять загорелого стройного пастуха, раздетого на майской поляне. И опять знойно струилась знойными желаниями тела к единственной правде на земле – для соцветения одной весной, для полдня одного лета.

– Да здравствует голое влажное колено Лии! Аминь!

Велимир Хлебников. Ка

1

У меня был Ка; в дни Белого Китая Ева, с воздушного шара Андрэ сойдя в снега и слыша голос «иди!» оставив в эскимосских снегах следы босых ног, – надейтесь! – удивилась бы, услышав это слово. Но народ Маср знал его тысячи лет назад. И он не был неправ, когда делил душу на Ка, Ху и Ба. Ху и Ба – слава, добрая или худая, о человеке. А Ка это тень души, ее двойник, посланник при тех людях, что снятся храпящему господину. Ему нет застав во времени; Ка ходит из снов в сны, пересекает время и достигает бронзы (бронзы времен).