Разумовский разбудил ее. Наверняка специально дал уснуть, иначе, чем бы все закончилось — одному богу известно. Ила вынырнула из царства Морфея, когда уже была захвачена в сладкий плен языка и пальцев. Попыталась отпихнуть, но он тут же перехватил ее руки, прижимая к кровати… довел до оргазма и только потом переместился вверх. Поцеловал. Глубоко. Развратно. Давая в полной мере ощутить послевкусие нирваны, где она только что побывала.
Не сказал за все время ни слова, хотя раньше шептал разные откровенности и нежности. Утром тоже не особо расщедрился на общение.
— Не зли меня, Малая. — Единственная фраза, на ее полусонную попытку отстраниться.
Зато почему-то резко изменил настроение во время завтрака. Ел блины с медом и сметаной — благодушно щурясь. Раб желудка. Как же мужчины примитивны, по сути. Илону раздражало то, что он чувствовал себя хозяином положения, не подвинувшись ни на сантиметр, и на подсознательном уровне заставлял мириться с таким положением вещей. Еще был другой вариант — ссориться дальше. А Илона ужасно устала от этого еще вчера. Ну, неуютно ей было на таких галерах!
Вадим вдруг резко наклонился, взял за кисть руки, подтягивая к себе, и, глядя прямо в глаза по одному облизал ее пальцы.
— Лон, тебе так плохо со мной?
Нет, ей не было настолько плохо. Просто иногда казалось, что им вообще лучше не разговаривать. Но улетный секс — не та платформа, на которой можно строить будущее. Да, он, безусловно, важен, никто не спорит, только не является залогом хороших взаимоотношений. Ила подумала обо всем этом позже, когда вынырнула из транса, потому, что в тот момент слова застряли где-то очень глубоко в глотке. И как у него так получается? Делать элементарные, казалось бы, но такие чувственные вещи, от которых кровь закипала.
То массаж ступней во время просмотра фильма, то поцелуи вместе с покусыванием за запястье и ладонь (оказывается, это о-о-очень возбуждает!), то как-то в душевой кабинке пристал — медленно и с расстановкой выцеловывал весь позвоночник — сверху донизу. И ниже тоже.
Но самым чувственным почему-то было мытье рук. Каждый раз по возвращению с прогулки становился сзади, и, обнимая, превращал этот процесс из обыденного в нечто очень тонко-интимное. Намыливал, гладил, массировал. Как ребенку. Только вот ощущения были не детскими от подобной процедуры…
— Мне плохо, когда ты пытаешься загнать меня в рамки, где неудобно.
Он неожиданно усмехнулся.
— Поза не всегда бывает удобной, но ты не можешь знать будет ли тебе в кайф, пока не попробуешь.
Илона вспыхнула. Озабоченный бабуин! Но стоило ей так подумать, как Вадик посерьезнел.