На чисто человеческом инстинкте, сделал шаг к ней и обнял, прижимая и пытаясь успокоить.
— Малая, перестань, ну чего ты? Я же не на другой континент. Тут пара часов лету, даже меньше.
Она подняла голову. По щекам покатились две слезинки вниз. И вдруг тихо попросила:
— Поцелуй меня. Хоть раз. Я хочу на всю жизнь запомнить…
Вадим вытер слезы, ощущая, как пальцы начинает покалывать, и, взяв ладонями ее лицо… поцеловал. Хрен его знает, как так вышло! Сложилось и все тут!
Вышел на улицу после, подошел к машине и даже дверь открыл. Постоял пару минут, чувствуя ее вкус на собственных губах… и вернулся.
Лона стояла на том же месте, только руками себя обхватила в защитном жесте. Застыла, пытаясь справиться с личной бедой. Он подошел и без раздумий поцеловал снова. А через несколько минут потянул в сторону, где не было такого яркого освещения…
Раздевал бережно, лаская и целуя, не давая опомниться ни ей, ни себе. От запаха ее кожи тестостерон в крови бурлил так, что глаза туманились. Вкусная, нежная, свежая…
В итоге они оказались в маленькой гостевой комнатке. Вадим часто там ночевал, когда оставался в гостях или засиживался с Марком, болтая. Уложил Малую на кровать, подвинув чуть к краю, и опустился перед ней на колени.
— Не бойся. — Прошептал, покрывая поцелуями живот и снимая последнюю преграду — трусики размером с его пол-ладони. Нежил долго, вылизывал, сдерживая инстинкты столько, сколько смог и дурея от возбуждения.
…
Ей было больно. И судя по реакции, довольно сильно. Стонала и всхлипывала далеко не от наслаждения. Да и ему, если честно не очень приятно: слишком узкая, слишком тесная. Как в тисках. Еле кончил. Старался побыстрее, чтобы меньше мучить, но из-за дискомфорта только растянул ее физические страдания.
Лег рядом и прижал к себе: гладил, успокаивал, убаюкивал. Когда уснула — ушел. Вадим мог пробыть там всю ночь: теть Маша и Марк работали на ночных сменах и он знал об этом, но не хватило духа. Тупо струсил посмотреть ей на утро в глаза…
В кабак не поехал. Пролежал до рассвета, глядя в потолок и ни о чем не думая — словно замороженный. Прощаться к Вульфам не пошел. С Марком они и без того куролесили до последнего дня, а маму Илоны застал вместе со своей у себя дома, и потому надобность отпала сама собой. Малую избегал целенаправленно.
Улетел и постарался забыть. После этого дома не был полгода, надеясь втайне, что ее за это время попустит, но увидев голубые глаза по приезду, понял — нифига. Словно и не было разлуки в шесть месяцев. Смотрит все так же с немой тоской и разговаривает с ним хрипло из-за напряжения.