Его близкое дыхание, слегка отдающее вином, но, тем не менее, не казавшееся отвратительным, жадный взгляд, слова, сказанные хриплым голосом, заставили Ясну вспыхнуть от смущения.
– Хочешь вина? – спросил Амьер, притискивая Ясну еще ближе.
– Нет, – ответила Ясна.
Она откинулась назад, стремясь быть подальше от его обжигающего дыхания и горящих глаз. Но Амьер обхватил ее затылок другой рукой и прошептал ей в губы:
– Не отодвигайся и не дрожи ты так, я просто поцелую.
Ясна замерла, вырываться и кричать бесполезно – он сильнее, и он ее муж, на помощь никто не придет, значит, ее сопротивление бессмысленно. Вот только как это объяснить неуправляемой панике.
Амьер легко и нежно поцеловал Ясну в уголки губ, провел своими губами по ее губам, прижался к ним, протолкнул язык, размыкая ее губы. Ясна подчинилась, он ворвался в ее рот жадно исследуя, завоевывая. Его рука, лежащая на затылке Ясны, легко потянул за волосы, запрокидывая ее голову назад, открывая шею, поцелуи сместились на подбородок, шею, грудь в вырезе платья, его губы обжигали, клеймили. Девушка всхлипнула, уперлась в плечи мужчины, отталкивая его.
– Нет, не надо! – вскрикнула Ясна.
Амьер остановился, тяжело дыша, он медленно убрал руки, отодвинулся. Ясна вскочила с дивана и отошла на несколько шагов от него.
Амьер взял со стола письмо и встал с дивана.
– Я уезжаю, меня не будет неделю, надеюсь, что за это время ты ничего не натворишь.
Сказав это, муж ушел. Ясна на подгибающихся ногах подошла к дивану и обессилено опустилась на него. Он ушел! Слава богам, он ушел! Ясна вспомнила свои сны, то, что было сейчас, было похоже на те сны, его поцелуи и ее ответные чувства так похожи на те, во снах. И отталкивала она Амьера не только потому, что испугалась того, что может последовать дальше, но и потому, что ошеломил, ужаснул ее отклик на эти поцелуи. С Аруаном она никогда не чувствовала такого сладостного трепета внутри. Но так не должно быть! Он чудовище и негодяй! А если бы он не остановился? Но он остановился. Почему? Потому что она попросила? В это верится с трудом. А она сумасшедшая, испорченная, раз так отзывается на его поцелуи после того, что он сделал с ней когда-то.
Ужинать она не стала, ничего не лезло в горло. Ей никак не давала покоя мысль, что с родным, любимым Аруаном она почти ничего не чувствовала, а с таким негодяем, как Амьер, она испытала то, что ранее было ею испытано только во сне и опять же с ним. Это неправильно, так не должно быть. Но сквозь самобичевание прорастала слабая, хрупкая надежда, что, возможно, ее семейная жизнь будет не такой ужасной, как представлялось ранее.