Пробовал его вылечить знаток женщин, тюремный писарь, Томаш Грабковский, который в течение своей жизни женился столько раз, что в конце концов до него дошло, что платные курвы лучше всех. Он же и привел Туркулла к самой лучшей из них в столице. То была рыжая красотка, располагающая буйным телом, что несло на себе память о множестве любовей; у нее имелся лишь один недостаток – никогда она не занималась любовью в воскресенье, святой день, утверждая, что тогда ее душа очутилась бы в аду, чего никак не желала. Скромно улыбаясь, она вымыла член пажа в аква вите, чтобы дать свидетельство о гигиене своих услуг. Подавала она их безупречным образом, но больше он к ней не пришел. Вновь замкнулся в воспоминаниях, главной навязчивой идеей которых было сознание того, что изменница памяти не заслуживает. Можно любить со смертельной ненавистью – вот вам очередная аберрация людских сердец.
Болезнь королевского пажа концентрирует в себе все образы данной главы "Молчащих псов": имеется в ней любовь, ненависть, бешенство, мечта о мести и неугасающий костер пытаемых, на который он послал бы украденную у него женщину, сводника Томатиса, вора Понятовского и всех тех, которые не ненавидят людей так, как он. Туркулл осудил весь мир на смерть, но он ошибается, считая, будто бы вместе с его счастьем заканчивается наша эра. Разве не так же считал лорд Стоун, столь же жестоко обиженный любовью и теперь мстящий с помощью чудовищных гейзеров огня из ствола своего мушкетона, а второй любовью обращенный к здоровью? Сам Рыбак был изумлен, слыша, как в ходе второй встречи с Грабковским бывший "Басёр" говорит писарю:
- Прошу меня простить, мне кажется, что в последнее время я вел по отношению к вам невежливо. Я был бы рад, если бы мы стали друзьями. Что вы на это?
- Я рад, - ответил на это писарь, поднося кубок с вином к губам. – Капитан Воэреш тоже будет рад. За согласие!
- Нет, выпейте только половину, - придержал его Вильчиньский. – С вашим капитаном дело иное. Я готов полюбить всякого, даже Чарторыйских, хотя они и натравили на меня псов, вот такой у меня сейчас настрой, но должен же я оставить какое-нибудь исключение, которое подтверждало бы это любовное правило.
- И что вы, милорд, имеете против капитана?... – спросил Грабковский, припоминая при этом, что недавно тот же самый вопрос задал ему Рыбак в отношении ксёндза Париса.
- Говоря по чести: ничего. Он меня раздражает… И прошу меня не убеждать, это неизлечимо. Разве вы не слышали, что "человек человеку – волк"? "Homo homini lupus est". Меня называют "Волком" по моей фамилии.