- Ach, quella rabbia detta gelosia![15]
А поскольку ответа не дождался, с наглостью продолжил:
- Ревнуете, signore Thomatis? Ну, знаете, это просто неслыханная претензия! Слишком много для себя делаете чести! Сейчас я все объясню. Рогоносцем ведь становится не первый встречный. Знаете ли вы, чтобы для того, чтобы им стать, нужно быть человеком вежливым, светским, милым, а самое главное – иметь хоть немного мозгов в голове? Так что, в первую очередь, приобретите сии предметы, ну а потом именитые люди поглядят, что для вас можно будет сделать. Вот кто, такому как вы сейчас, мог бы наставить рога? Какой-нибудь прислужник. Вот когда придет время беспокоиться, я первым принесу вам свои поздравления.
У Томатоса на висках выступили жилы.
- Погоди, паяц, я еще займусь тобой! Пока же что я уже сделал начало, после которого весь город может тебя начать поздравлять. Сейчас же у меня в голове более важные дела, но придет время выставить тебе очередной вексель к оплате!
- И снова фальшивый? Можете не трудиться. Я первым заплачу вам столько, что и не поднимете. Даю вам свое слово.
Лицо итальянца изменилось, явно восхищенный, он расхохотался:
- Пугаешь? Ха, ха, ха, ха, ха!!!... Poverino, да ты же гол, как божок предсказаний, котрог изображаешь; иди и наворожи себе сам. Если попадешь в точку, поседеешь от страха.
- Эх ты, сводник, Гомера не знаешь, - парировал паж. – Иди, почитай "Илиаду", там Аполлон – это бог безвременной кончины. Ну ладно, меньше об этом; гораздо хуже то, что ты, как антрепренер королевского театра, не знаешь Гольдони, который сказал: La gelosia e passione ordinaria e troppo antica"[16].
Да, этот поединок Туркул выиграл, но эта победа в риторике была для него всего лишь закуской перед обедом.
В зале ожидали с нетерпением, Аполлона приветствовали аплодисментами. Он уселся на троне, держа в руке оливковую ветвь, после чего получил от дам первый вопрос; вопрос, естественно, касался любви, а чего же еще он мог касаться? При встречах вдвоем народ попросту занимался любовью, когда же встреча происходила в более широком кругу, тогда занимались теориями любви. При этом разбирались всяческие оттенки порывов человеческого сердца, насмехаясь над супружеством (это считалось хорошим тоном; чудаком считался тот, кто искал в браке чувств), прославляя взаимные романы, но вместе с тем вознося на пьедестал платоническую любовь! Понятное дело, мало кто откровенно практиковал принципы этого идеала, противоречащего человеческой натуре и всему порядку в мире, но даже пьяная мурва