Он отставил изрядно опустевший котелок, повернулся ко мне, окинул хмурым взглядом и произнес, перехватывая руку:
— Хватит.
— Не могу смотреть на твое лицо, — призналась я.
— Не смотри, я не обижусь, — усмехнулся, но послушно опрокинул голову на уступ и закрыл глаза.
— На шее не проходит шрам, — провела пальцем по тонкой белой полоске, пролегшей чуть выше кадыка. — Айссия не сводит.
— Одним больше, одним меньше.
Мы снова замолчали. Я не знала, что ему говорить. Будь у нас другая жизнь, закатила бы скандал, заперла дома и требовала с него обещание не влезать в сомнительные дела. Но у нас нет другой жизни.
— И даже ни о чем не спросишь? — прошептал Кейел.
— А ты ответишь?
— Не знаю.
Когда захочет рассказать, расскажет сам, а так допытываться бесполезно. Бирюзовые нити истончались, а руки гудели, болели. Я не понимала, как действует Айссия, и все ли правильно исцелялось. Духи просто исполняли мое пожелание, вытягивая из меня бодрость. Зевнув и тряхнув руками, я хотела потащить Кейела на сушу, чтобы осмотреть его еще раз и нанести целебные мази, где ранки не затянулись до конца. Однако Вольный насторожил. Я погладила его по плечу, подушечки пальцев коснулись шрамов на щеке.
— Кейел, — негромко позвала я.
Он встрепенулся, мгновенно открыв глаза. Уснул?
— Полотенце в моей сумке, — поймала его растерянный взгляд. — Я постираю твои штаны и приду.
— Иди ко мне, Аня, — притянул к себе. Обхватив мою голову ладонями, поцеловал. Отстранился и, глядя в глаза, сказал: — Спасибо. Через пару дней доберемся до поселения, там сможем отдохнуть. И там же выберем тебе лиертахона, а потом сразу на север.
Снова поцеловал меня и, окинув пещеру сонным взглядом, попросил:
— Не задерживайся.
Кейел.
— Не бойся, — фангра сжала мое плечо, — духи не убийцы.
Я скинул ее руку, снова посмотрел на Аню. Под ворохом пледов виднелась только голова: слипшиеся от пота волосы разметались на скомканном ворохе одежды, лицо стало бледным, отдавало синевой.
— Ты, как и другие, не имеешь понятия, на что они способны, — поднял глаза на Елрех.
Как и я. Я тоже не думал, что они подвергнут Аню такому риску.
Фангра свела белые брови, поджала губы. За последние периоды сеть возраста на ее коже заметно углубилась. Полукровка сильно привязалась к Ане и переживает, как за единственную родную и близкую в этом мире.
Как и я.
Она сглотнула и сказала:
— Я присмотрю за ней, а ты сходи проветрись. Нет твоей вины в том, что с ней случилось.
Кулаки сжались непроизвольно. Я склонился к фангре так, чтобы видеть ее глаза вблизи.