Что до неё, то девушка регулярно появлялась на кухне. В основном, чтобы таращиться в окно, курить, и есть что попало. Готовить она не то чтобы не умела, но не любила. Зато не имела ничего против рыбной консервы и бич-пакетов, а также дешёвого алкоголя. Фастфуд так вовсе боготворила, считая одним из лучших изобретений человечества — сразу после наушников и сменного графика работы. Аде нравилось сидеть на кухне, в том числе и по ночам. Неброская, мрачная одежда растворялась в темноте, а лицо и руки белели как у призрака. «Ночная тварь» — так говорила она про себя. Вот и теперь пришла сюда любоваться непогодой, орудуя вилкой прямо в консервной банке. Зажжённая от конфорки сигарета потухла.
— И ладно, здоровее буду, — невнятно буркнула девушка.
Ночные твари не курят.
Вряд ли стоило об этом беспокоиться: она никогда не болела. А вот волосы, которые не стали лишний раз подвергать опасности, были благодарны. Ада часто теряла зажигалки, также как ключи, карандаши, желание жить. А привычку закуривать от конфорки приобрела после восьмого класса. Несмотря на обострённую закомплексованность, эффектные приёмы были ей по душе.
Тесная комната создавала уют своим чахлым видом. В шкафу посуда относительно недавней, но навсегда ушедшей эпохи. Железные миски по углам, мойка, красивые чашки. Хилые растения в двух дешёвых, чумазых горшках. Поразительная воля к жизни, из десятка цветов только эти прошли жёсткий естественный отбор этого дома. Короткие тюлевые шторы на пол окна — прозрачная, старая тряпка. И красивый новый ковёр под столом. Девушка не помнила, откуда он взялся, но с готовностью грела на нём босые ноги. Кухня была самой нежилой комнатой в квартире — даже в коридоре атмосфера казалась более приветливой. Но осенью, когда мир за окном терял краски, пять квадратных метров заполняла пресная, и чертовски приятная меланхолия. Ада с головой окуналась в неё. Полусонный быт усмирял тревогу, погружал в тишину, похожую на транс. Нарушать её имел право только стук вилки по железным бортикам консервы.
Некоторые вещи в квартире навевали мысль о колдовстве. О чарах и мире вечного сна. В первую очередь, таким предметом был старый раздолбанный телевизор в гостиной, где спала Ада. Матрица погнулась, провода вывалились, как внутренности жертвенного скота. Этот отслуживший своё аппарат разобрал отец, когда на него впервые — на памяти Ады — напало вдохновение. Оно ушло так же быстро, как появилось, а телевизор так и стоял в раскуроченном виде. Провода никому не мешали, как и красивая шестерёнка, запутанная в них. Она была не отсюда, и не понятно, как попала в это проволочное месиво.