Ламбет всегда нравился мне немногим больше других районов Лондона. Не знаю с чем была связана моя любовь к Ламбету до сих пор, однако с конца июля у меня появилась осязаемая причина выделять его из других боро*, и этой причиной был “Лондонский глаз”** (*Боро – административная единица Лондона районного уровня; ** “Лондонский глаз” – колесо обозрения в Лондоне, расположенное в районе Ламбет на южном берегу Темзы. Крупнейшее в Европе и одно из крупнейших в мире. Открыто в марте 2000 г. С высоты 135 метров при солнечной погоде открывается вид практически на весь Лондон и его окрестности на расстоянии до 40 километров). Мы с Робином всего лишь трижды прокатились на нём и все три раза совершили далеко за полночь – вид ночного Лондона завораживал нас обоих.
Первые два раза в кабинке вместе с нами было не больше десятка человек, однако именно на третий раз, когда в кабинке, не считая нас, находилось всего пять человек, какой-то китайский мальчик узнал в Робине своего футбольного кумира и в итоге все пятеро туристов так переполошились, что мне пришлось притвориться, будто я не составляю компанию мистеру Робинсону, благо он умело подыграл мне. С тех пор мы больше не появлялись на “Лондонском глазу”, однако наши ночные прогулки, совершаемые минимум по три раза в неделю, реже не стали.
Все будние дни с восьми утра до восьми вечера Робин пропадал в своём футбольном клубе, который уже к концу августа зарекомендовал себя как “клуб, получивший под руководством Р. Дж. Робинсона огромный потенциал” – эту строчку я вычитала из “Times” и с гордостью дублировала похвальную статью в приложение Томпсона, который заплатил мне мою первую заработную плату с задержкой в целую неделю, но я не роптала, так как что-то мне подсказывало, что мистер Томпсон переоценивал мои обязанности в его электронном журнале.
Что касается новостей из дома – их было предостаточно и ни одна из них (едва ли не впервые за последние годы моей жизни) не вызывала во мне беспокойства.
Пени благополучно переносила первые месяцы своей неожиданной беременности, о чём, впрочем, мне рассказывала Пандора, так как ни Руперт, ни сама Пени не затрагивали со мной эту тему, явно испытывая неловкость из-за произошедшего со мной несчастного случая. И это ещё с учетом того, что они были в неведении относительно поставленного мне после трагедии диагноза – бесплодие. Максимальная чуткость с их стороны как всегда была предсказуема и как никогда необходима, за что я была им в который раз за свою жизнь искренне благодарна.