Когда лорд закончил, он, как ни в чем не бывало, заправил рубашку в штаны и сказал:
— Приберись здесь, — это адресовалось слуге.
Атид стал освобождать меня от ремней, и я смогла увидеть лорда. Лицо Центруда раскраснелось, а редкие волосы слиплись. На его белой льняной рубашке виднелись пятна от пота и моей крови. Но с его лицом произошли удивительные перемены: оно стало добродушным, а звериный блеск в глазах исчез, он старался не смотреть в мою сторону, будто стесняясь того, что только что сотворил. Когда меня отвязали и всунули в руки охапку того, что было моей одеждой, я словно одурманенная покинула комнату.
Как потом оказалось, все девушки в комнате проходили через подобное много раз. Мне рассказали историю, как одна из них пыталась сбежать и даже смогла ударить слугу по голове табуретом, от чего у него и случились проблемы со слухом. Но после этого случая никто больше ее не видел, она куда-то бесследно исчезла.
Из — за изувеченной спины я всю ночь проспала на животе. Но наутро рубашка слиплась с ранами в единую кровавую корку, и пришлось отдирать ее вместе с мясом. Первые дни оказались самыми тяжелыми: постоянные издевательства и побои уничтожали во мне все человеческое. Внутри будто что-то перегорало, и постепенно ты перестаешь сопротивляться, покорно принимая свою судьбу.
Иногда девушки куда-то пропадали, другие несчастные появлялись им на замену. Нас держали взаперти долгое время, лишь пополняя запасы еды и воды. Иногда в подвал снова спускался лорд, уводя с собой одну из девушек. От отсутствия солнечного света кожа стала бледной, словно первый снег. Я не понимала, день сейчас или ночь и сколько времени я здесь нахожусь. Время летело быстро, я была будто во сне, приходя в сознание лишь от избиений лорда. Часто я сидела с сестрой в обнимку и плакала.
Не знаю, как долго я там находилась, но однажды услышала крики. У беременной девушки отошли воды. Никто к нам не спустился, так что роды пришлось принимать самим. Девочка родилась крохотной, чуть больше ладони, и болезненной, от чего она постоянно кричала, не давая никому выспаться. У ее молодой матери не хватало молока, а девочке очень хотелось есть. С каждым днем ребенок становился все слабее, его тело таяло словно весенний снег.
Помню, проснувшись, я удивилась, отчего так тихо. Но раздавшийся вскоре вопль обезумевшей матери был куда страшнее криков ребенка. Она никак не могла поверить в смерть своей дочери и продолжала прислонять к груди уже бездыханное тело малышки. Только спустя несколько дней, когда лорд со слугой появились, им удалось отнять тело ребенка и они унесли его с собой. Позже я узнала, что это не первый подобный случай. Было еще шестеро выживших новорожденных, который лорд забрал куда-то с собой. Семеро…» — поправив себя и заметно погрустнев, продолжила свой рассказ Этель. Сколько же было выкидышей и тех, кто так и не смог выжить, никто уже и не помнил.