— Что это? — с брезгливой миной спросила Настя, ковыряясь в тазике с бурой клейкой массой.
— Видимо, то, что заказала, — я с усилием пытался разрезать свой rare, сильно пережаренный даже для well done[1].
— В Питере итальянскую еду и то лучше готовят, — минут через десять она отодвинула тарелку.
Упоминание Питера стало для меня критической массой.
— Ну вот что, Настя, — брошенная вилка улетела под стол. — Я сказал, что лучше поругаться, чем шипеть друг на друга, но знаешь, ругаться тоже нет настроения. Так что отдохни от меня пару часиков, ладно? Сейчас два, в четыре встретимся на стоянке. Надеюсь, не заблудишься.
Ответа ждать не стал. Поднялся и ушел.
Что делать два часа в этом заунывном месте, я понятия не имел. Но лучше уж шататься без дела, чем разосраться в хлам, а к этому все и шло. Конечно, существовала опасность, что она не успокоится, а заведется еще сильнее. Или наоборот — сильнее заведусь я. Но все равно имело смысл рискнуть.
[1] rare, well done — степень прожарки бифштекса (с кровью, хорошо прожаренный)
Настя
Пару минут я обалдело смотрела в ту сторону, где он свернул за угол. Потом сообразила, что машинально при этом поедаю омерзительное варево из слипшегося риса и наструганных кусками шампиньонов. Запила соком, перетащила к себе тарелку Сергея, но мясо тоже оказалось несъедобным. Как говорила бабушка Нюта, все дерьмо к нашему берегу.
То, что он встал и ушел, меня вовсе не удивило. Удивило еще одно совпадение. Именно это хотела сделать я. Сказать: может, нам погулять врозь, потому что часа мне, кажется, не хватило. Да и он, полазив по этим своим драгоценным развалинам, вернулся явно на взводе. Хотя и пытался делать вид, что это самое прекрасное место, которое посетил за всю жизнь. Но не представляла, как лучше сформулировать. И как еще воспримет, потому что сказал утром: предпочитает поругаться громко, чем молча дуться.
Я как раз терпеть на могла бурные ссоры с воплями. Мои родители вообще почти не ругались, но и не пыхтели друг на друга по несколько дней. Просто уходили заниматься каждый своим делом, пока не спадало раздражение. Впрочем, вывести из себя отца — пришлось бы сильно постараться, он всегда был таким… немного не от мира сего. А вот за стеной жили страшно скандальные соседи, которые устраивали ор по несколько раз на дню.
В общем, я не знала, что хуже: итальянская ругань на грани драки или ледяное молчание в течение недели. Компромиссный вариант отползти в окопы и успокоиться устраивал меня намного больше.
Украдкой скормив остатки бифштекса двум бродячим кошкам, я расплатилась и вернулась на набережную. Села на скамейку под пальмой и впала в прострацию. В таком состоянии мне обычно помогали рукописные заметки. Рисовала таблицу в два столбца и записывала в один плюсы, в другой — минусы. Но сейчас писать было не на чем. Ввод с клавиатуры или в телефон так не работал. И все же я попыталась разбить свои эмоции мысленно.