— Мам, пап, Лизка припёрлась! — заорала сестра и шмыгнула обратно на кухню.
Я уже разувалась, когда оба родителя появились в коридоре. То что злятся было понятно без всяких слов. У отца на лице играли желваки, странно, что я ещё не слышала скрежета зубов. Мама выглядела уставшей и от этого постаревшей. Было неудобно перед ними, должно быть, они переживали. Но при Даше, точно подслушивающей через стенку, совсем не хотелось вести никаких разговоров, поэтому я молчала, раздеваясь под их недовольные взгляды.
Поставила кроссовки, сняла куртку.
— И где ты шлялась?! — словно выплёвывая каждое слово, спросил папа. Это был далеко не первый раз, когда он высказывал своё недовольство мной. Но это был первый раз, когда в его тоне было столько презрения.
Не сразу поняла, что именно спровоцировало его на такое отношение, пока в зеркале не увидела, что на мне всё ещё надета кофта Кирсанова. Чёрт. Хотя без неё было бы хуже, там же ночнушка.
Больно закусила нижнюю губу, чтобы по привычки не огрызнуться.
— Эти твои вернулись, да?!
— У них имена есть, — старалась я говорить ровно. — Артур и Максим их зовут.
— Мне без разницы как. Если моя дочь в конец потеряла честь и совесть! — ругался на меня родитель.
— Причём тут это?! — не могла никак я понять происходящего.
— Притом, что как на горизонте появляются эти двое, у тебя башню сносит в конец! Что б им провалиться!
— Пап, они мои друзья! — звучало очень по-детски, но что ещё можно было сказать, я не знала.
— Знаем мы таких друзей! Тьфу! Воспитал же дочь… шалаву! — отец реально плюнул мне под ноги, смачно выругался и скрылся в недрах кухни, громко хлопнув дверью.
Лучше б просто пощёчину дал, и то не так больно было бы. Я стояла зажмурившись и вжав голову в плечи. Ногти больно впивались в ладони, мне казалось, что если ещё чуть-чуть поднажать, то есть шанс, что физическая боль пересилит душевную. Шалава. Вот кто значит я.
— Лиза, а как же Иван?! — включилась в игру мама. Она говорила более взволнованно, и, наверное, без той ненависти, что чувствовал папа. Но вот от осуждения нам было никуда не уйти.
— Он-то тут каким боком?
— Он же тебя так любит! Такой хороший мальчик. А ты… А ты с этими двумя…
— Что я с этими двумя? — и откуда только силы говорить брала? Внутри меня всё словно обмирало, медленно, но планомерно, миллиметр за миллиметром догорали сотни тысяч моих нервных клеток.
Мама не ответила, лишь утерла слезы, выступившие у неё на глазах.
Большего всего на свете боялась, что она всё же решится ответить на мой вопрос, тогда как мне потом было бы жить, если родная мать обо мне такого мнения!