То, что для Аврелия Августина, как и для Франческо Петрарки и позднейших моралистов вожделение – заразительная болезнь, вовсе не противоречит тому, что всем правит божественный ум. Мы привыкли полагать, что если вожделение заражает человека, то значит, он не успевает опомниться; пребывает в трансе, бездействии, плененный мнимым очарованием собственной воли. Но для Августина, как питомца классической культуры все было иначе: заразившись вожделением, человек разменивает разумные основания своих действий на волевые решения.
Вожделение тогда – не увлеченность, как привыкли понимать мы, но упрямый отказ узнавать разумное в каждом своем действии. Мы приучены видеть мораль в волевой остановке увлечений. Но Августин, поправляя стоиков, видит в вожделении не моральный, а политический смысл: вожделеющий человек бойкотирует и блокирует существующие вокруг него обстоятельства, которые могли бы внушить ему разумное решение. А добродетельный человек, согласно Августину, простым движением доброй воли способен восстановить политический порядок.
Вот почему, согласно Августину, не следует ожидать безопасности в настоящей жизни: не потому, что все желают славы и никто особо не желает наслаждения, и потому нападают друг на друга. Ведь тот самый полководец, который жалел, что греки, его военные противники, не наслаждаются жизнью, прекрасно понимал, что наслаждение – не награда за войну и не краткая передышка перед фатально требующимся боем, а неизбежный соблазн самого порядка вещей. Поэтому Шмитт мыслил несколько современно, думая, что безопасность можно установить только тогда, когда всем есть что терять, потому что в порядке вещей пользоваться вещами. Для античного ума вещи ничего не значат без славы, просто слава бывает очень различной, не только боевой. Для того и нужны были в античности торжественные речи: чтобы прославить и бой, и мирную жизнь. Тогда как в новое время слава оказывается частным желанием, и потому только общая «отсрочка», совместное политическое действие гражданского общества, может остановить славолюбцев.
Новые опыты метафизики: метафизика общества, метафизика деконструкции, метафизика веры
Деконструкция, аналитическая критика всех философских данных как текстов, создает свою метафизику в лице Жака Деррида (1930–2004). Деррида больше всего рассуждает о том, как мы слышим мир. Мы очень многим распоряжаемся: нашей подписью, нашим честным словом, и думаем, что мы распоряжаемся и самим миром. Но мы думаем так напрасно, предупреждает Деррида, потому что распоряжаться нас уполномочивает только наше письмо, наша привычка или наше умение глядеть, только там мы можем найти сколь- либо законное расписание по распоряжению. Мы вступили в игру, которой от нас ждал мир, а потом вдруг заявляем, что выходим из игры и присваиваем себе брошенный нам мяч.