Как и у любого христианского мистика, видения Хильдегарды говорят о сотворении человека Богом и возвращении человека к Богу. Но Хильдегарда добавляет к динамике священной истории динамику трепетного переживания. Воля Божия тоже движется как река, тоже чувствует, именно поэтому человек как микрокосм и может соотноситься с миром как большим космосом. Воля Божия для нее – это не только знак, указание как вести себя, но и та стихия жизни, в которую погружен мир, отвечающий «да» на призыв Бога. Грех человека – не просто нарушение правила, а невозможность жить этим «да», уклонение от того живого и охотного переживания, которое пугает только лукавых людей. Такой подход способствовал и естественнонаучным открытиям Хильдегарды, например в области свойств лекарственных растений. Лечебное свойство называется по-латыни virtus, то же слово, что и «доблесть», поэтому можно было соотнести решимость человека выздороветь с силой растений, которые прогоняют болезни прочь.
Через много веков также обновила суть видений другая монахиня-философ, Анна Катерина Эммерих (1774–1824). Слабая здоровьем, но сильная духом она много размышляла над Евангелием, представляя сцены живо, как в романе. Ее видения очень понравились романтикам – литературным секретарем ее стал Клеменс Брентано, один из составителей сборника немецкого фольклора «Волшебный рог мальчика». Брентано записал ее видения, рассматривая их как новое Евангелие, подходящее для эпохи романов, когда всем нужно знать и характеры героев, и причины их поступков, и сочувствовать героям, и понимать их внутренний мир. Так Анна Катерина стала новым евангелистом.
Главный вопрос, который ее занимал, – причины предательства Иуды. В своем Евангелии Анна Катерина ответила на этот вопрос подробно, получилась целая повесть. Иуда был восторженным учеником Иисуса, чутким и одаренным, с поэтическим ощущением природы и добродетели. Он быстро признал, что его учитель – чудотворец, он смог увидеть благотворность учения Иисуса. Но вдруг он осознал, что ни у него не будет детей как у странника, ни у его учителя, мечта о семейном счастье захватила его и стала тем призраком, который уничтожил его действительные переживания. Уже не радовали его ни цветы Галилеи из притч учителя, аромат которых он вдыхал по утрам, ни улыбки на лицах множества слушателей, ни беседы, полные неземной кротости. Затем Иуда понял что-то еще более страшное – его учитель никогда не будет любезен народу: народу нужны хлеб и зрелища, а учитель завершает служение скромным ужином. Иуда оказывается классицистом, которому нужно, чтобы служение завершалось торжеством во дворце, по всем правилам, и ему учитель чужд как романтик, он его предает в надежде на тихое семейное счастье на тридцать серебренников.