На лекции Платона ходили две женщины, Ласфения и Аксиофея, и когда Платон умер, они продолжили ходить к его преемнику Спевсиппу. Не вполне понятно, выступали ли они с какими-то речами или просто внимательно усваивали услышанное. Скорее всего, первое: если Спевсипп их взял, значит, они уже показали какие-то выдающиеся качества, такие как умение мыслить последовательно и отвлеченно. В учении Платона женщин могла привлечь живость его речи, умение быстро переходить от несерьезных тем к серьезным. Сам Платон, заметим, приписывал устами Сократа заветные мысли женщинам: жене Перикла Аспазии и мудрой страннице Диотиме. Платону было важно оспорить софистов, которые женщин принижали: например, Горгий говорил, что Елена Троянская не виновна в начале войны, так как поддалась риторике Париса, а женщины не могут противостоять прекрасно построенной речи. Аспазия и Диотима – образцы женщин, которые сами выстраивают речь, показывают, как речь пробуждает различные чувства и мысли, и как человек, наоборот, не довольствуется красивыми словами, а, скорее, требует перейти к самим вещам. Так, в диалоге «Пир» Сократ цитирует речь Диотимы, объясняющей, как любовь превращается из простого чувства в созидание человеком самого себя: кто любит – тот хочет стать совершенным, а значит, и стать настоящим человеком, не таким как был раньше.
К сожалению, не дошли до нас труды Гипатии, начальницы александрийской библиотеки, трагически погибшей во время бунта 415 года, в котором, к сожалению, приняли участие и грубые монахи; но мы можем судить о ее интересах по работам ее ученика, епископа Синесия. Синесий ввел понятие о тонком сне, особой предутренней чуткости, в которой сны получают свой смысл. Ведь когда индивидуальная душа только пробуждается, она претерпевает свою индивидуальность, а не готовые сценарии, и поэтому может понять то, что произойдет в будущем.
Средневековая женская духовность как философия
Хильдегарда Бингенская (1098–1179) – музыкант и медик, высказывала свою философию в форме видений. Для средневековой мысли знаки, находящиеся в тексте, обладают не меньшей реальностью, чем знаки в природе, поэтому мы никогда не можем сказать, видела ли она то, о чем писала, или руководствовалась знаниями авторитетных людей и толковала какие-то свои состояния как видения. Судя по всему, эти оптические впечатления не давали ей покоя, и она даже обращалась к духовнику, как быть: он посоветовал записывать эти видения и систематизировать – тогда это будет не ее личное откровение, но наставление для всех, как именно нужно созерцать внезапное явление прежде плохо знакомых смыслов.