Мэри Уолстонкрафт была очень чувствительна к искусству: она первая ощутила красоту северной скандинавской природы. Для нас сейчас привычно любоваться фьордами и заснеженными дорогами, но в Англии XVIII века это было немыслимо. Эти пейзажи казались страшными, а не чарующими. Но Уолстонкрафт в своих «Письмах» увидела в северной природе настоящее возвышенное, непосредственно захватывающее душу, заставляющее человека ощутить себя частицей мироздания, полностью раскрывшись чарующему воздействию необычных ландшафтов. Она считала, что северная природа напоминает, что человек может обойтись без многих материальных вещей, позволяя ощутить ту глубину собственных чувств, которой человек обычно не замечает за суетой дел.
Уолстонкрафт доказывала равенство мужчины и женщины с опорой на понятие «стандарт». Это слово в английском языке сначала значило «правильный образ жизни», но во второй половине XVIII века стало употребляться в философии в смысле «правило, норма». Например, Адам Смит (1723–1790) пояснял сходство между этикой и искусством тем, что и там, и там есть «стандарт», определенная всеми признаваемая норма, к которой можно долго приближаться, но от которой ни в коем случае нельзя отдаляться. В отличие от канона, который доступен только мастерам, а зрителями воспринимается интуитивно, стандарт, наоборот, был близок «здравому смыслу», иначе говоря, зрители должны были понимать не хуже, чем мастера, что можно, а что нельзя. Поэтому стандарт должен был быть сформулирован как можно проще и прямее, чтобы его приняла широкая публика. Уолстонкрафт в этом смысле говорит о «стандарте добродетели», который общий для всех людей, для мужчин и для женщин. Поэтому нельзя сказать, что мужчине положено быть только «сильным», а женщине – только «красивой» – ведь, в конце концов, мужчина и женщина движутся к одним и тем же нравственным целям.
Но, возразит иной, женщины ведь всегда эмоциональнее мужчин, а значит, настоящего нравственного равенства нет. На это Уолстонкрафт отвечала, что чрезмерные эмоции в женщинах развились исторически, потому что мужчины часто бросали женщин, часто их предавали или вели себя недостойно. Если бы мужчины действовали разумно, то и женщины были бы не менее разумны, и вместо чрезмерной чувствительности в них было бы прекрасное чувство.
Но как достичь равенства мужчин и женщин, если мужчина, скажем, отправляется на заработки, а женщина остается на хозяйстве? Тогда опять же каждый развивает свои навыки, и навыки мужчины важнее для выживания семьи, чем женские? Уолстонкрафт не теряется: если бы мужчины и женщины вместе получали образование, то семьи были бы только крепче. Пусть в совместной школе все равно девочкам будут преподавать шитье, а мужчинам – навигацию, они увидят, что каждый умеет, и, значит, смогут поддерживать друг друга в любых делах. Раздельные школы, по мнению Мэри, ведут к безумию: мужчины становятся эгоистами, а женщины впадают в истерику, как только сталкиваются с неподъемными трудностями. Совместная школа должна приучить к содружеству, к помощи в сложных ситуациях, благодаря чему институт брака впервые получит свой настоящий смысл – любви, не знающей упреков и не признающей их.