Послесловие
Как живет западная философия сейчас
Замок Серизи в нижней Нормандии, в четырех часах езды от Парижа, живущий по звону колокола, много десятилетий принимает дискуссии философов, так что ангельский звон местной церкви сливается с шумом дебатов, а на обеде и ужине, по бенедиктинскому обычаю, дважды происходит обход с блюдом, так что каждый берет вдоволь. Зимой, конечно, хозяева отдыхают от великих философов, но летом и осенью собирается урожай, и свежая телятина и домашнее мороженое радуют после долгих докладов.
Когда я был в Серизи, я слушал, например, выступление поэта Мишеля Деги, доказывавшего, что поэзия не чинит обид, потому что она облегчает, а не утяжеляет ношу повседневного бытия. Поэзия, говорил Деги, тренирует слух человечества, когда сближает далекие понятия в шуме человеческой жизни. Вслед за ним Ален Бадью говорил об избыточности не только шума, но и знаков в нашей жизни. В результате, видя вокруг страшные вещи, мы не замечаем, насколько мы сами стали страшны для окружающего мира, со своей корыстью или незаметной для нас злобой. Нет никакого смысла, говорил Бадью, сваливать на несовершенство тела или на господство техники те провалы, за которые понесем ответственность только мы.
Ролан Гори говорил, что философия былых времен слишком любила присваивать предмет созерцания, нужно научиться брать его в аренду и сдавать в аренду. Может, это не особо поможет предметам, но поможет словам, которые мы научимся употреблять бережливее, а мысль, наоборот, отпустим, чтобы она видела последствия этой аренды. Так, вполне можно арендовать у аналитических философов их служение научному знанию, и эти обязательства по служению превратить в более глубокие экзистенциальные обязательства.
Ряд докладов были о психоанализе, который должен перестать понимать психическую жизнь как контракт человека с бытием, в котором вдруг обнаруживаются бреши, и тут приходит на помощь психоаналитик. Тогда бы получалось, что во всем виноваты обстоятельства, но мы все чаще видим, как человек понимает ложность и своих поступков, хотя бы когда признает большую честность поступков другого. Этот другой только и может начать постоянный обмен идеями, так как только твои идеи рано или поздно соблазнят тебя поскорее их употребить в свою частную пользу, а не меняться. Так что другой – инстанция честной коммерции в области мышления. При этом аналитическая философия, считали докладчики, пробуксовывает, она справилась с многозначностью языка, но как она справится с многозначительностью изобретателей и хранителей языка на разных континентах?