Я растерялась, не понимая, к чему он клонит.
— Мать забыла тебе сказать, чтобы сегодня ты пила и ела побольше острого и пряного. Возбуждающего, короче.
— Что Цецилия задумала? — цветом лица сливаясь с серыми плитами пола, требовательно поинтересовался Этеле.
— Без понятия, — пожал плечами Эчед. — И без разницы. Я всего лишь посланник,
— закончил с самым кротким видом, и не успела я даже пикнуть, как придвинул ко мне чашку со своей горькой бурдой, а себе забрал латте.
С тортиком.
— Принесите ей также вон то пирожное с гвоздикой и кардамоном. Лучше два, — отдал распоряжение официантке.
— Ты же хотел взбодриться.
— Я и так уже бодр как никогда. — Кристиан принялся быстро расправляться с кусочком торта, к которому я так и не успела притронуться.
— Я поговорю с Цецилией, — поднялся было Батори.
Но я накрыла его руку своей и мягко возразила:
— Все в порядке. Мне самой этого хочется.
— А мне хочется знать, какой ритуал она намерилась провести, — жестко парировал колдун.
— Так она тебе и расскажет, — хмыкнул его закадычный приятель.
— Ей придется...
— Все, хватит! — вмешалась. — Этеле, мне очень приятна твоя забота. Но я правда хочу узнать, кто я. И если для этого мне придется пить эту дрянь и есть пирожные, — очень, к слову, вкусные, — то я буду это делать. Разве ты не доверяешь своей предводительнице?
— Не в этом дело. Просто мне не нравится, что она не договаривает.
— Как будто ты не знаешь мою мать. Она всегда была себе на уме. А за Эрику не волнуйся, я буду рядом.
Не сдержавшись, фыркнула:
— Успокоил!
— Вот совсем не в тему ирония. Я, между прочим, тебя спас.
— До этого чуть дважды не прикончив!
— Лучше не провоцируй на третий раз...
— Крис! — прикрикнул на друга Этеле.
— Все, замолкаю, — пошел тот на попятную. — А ты, Эрика, доедай скорее и поехали.
Наслаждаться сладким в такой душевной компании у меня бы при всем желании не получилось, поэтому я по-быстрому доела пирожные, залпом выпила горькопряную гадость и решительно поднялась. Чем скорее мы отсюда уйдем, тем скорее я отвяжусь от зеленоглазого и сосредоточусь на единственно сейчас важном — на своем скрытом даре.
— Ну чего расселся? Поехали! — взглядом велела колдуну подняться или хотя бы подвинуться, чтобы я имела возможность пройти.
— Желание дамы — закон, — покладисто отозвался Керестей. Так его, кажется, иногда называет Цецилия, на венгерский манер.
— Точно не хочешь, чтобы я тебя отвез? — Этеле удержал меня за руку.
— Все в порядке. Созвонимся вечером? — улыбнулась колдуну, и тот, разочарованно поджав губы, кивнул.
Из кафе мы вышли вместе. Этеле проводил нас до автомобиля Эчеда — серебристого Бентли с тонированными стеклами (выпендрежник), распахнул передо мной дверцу и сказал, дождавшись, когда я окажусь в теплом, пропахшем кожей и дорогим одеколоном салоне: