— Бред!
Почтарь потряс головой и зачем-то огляделся, будто стараясь обнаружить причину такого воздействия на чувства, но в сознании возник образ тоненькой переливчатой ниточки, сплетенной из жалобного плача. В носу защипало. Сохранись у Почтаря слезные каналы, он бы разрыдался.
Откуда такое могло прилететь? Но попытался разложить происходящее по полочкам и проанализировать. Прежде всего, родителей он даже не помнил, лишенный нормального человеческого общения с довольно раннего возраста. Едва появились первые радужные пятна на коже, его тут же отселили, а родные от него отреклись. Они даже хотели его убить, едва сформируется источник энергии — сердце оборотня, но трансформация так и не завершилась. Болезнь почему-то решила отступить, оставив после себя стальные руки, несколько участков бронированной кожи и пластиковый скелет. Любовь и ненависть к родственникам давным-давно перегорели и не оставили после себя даже пепла. Как бы там ни было, про родителей он бы и думать не стал. Опять же, кормить просто так недооборотня тоже никому в голову не пришло, да и есть сейчас совсем не хотелось. Выходит, все чувства пришли извне, воздействуя на его, Почтаря, мозг совершенно неведомым образом. Но чье это все?
Спрыгнув с платформы, Почтарь прошелся вдоль камней. И внезапно по нервам хлестнул страх, обильно разбавленный злобой. Словно вот сейчас он видел немыслимое чудище, которое несомненно собирается его пожрать. Мысленно отметив место между камнями, Почтарь прошелся вперед. Страх плавно ушел, сменившись облегчением. Он почувствовал, что монстр его не заметил. Получалось, что некто сидел где-то в камнях и в щелочку наблюдал за происходящим снаружи. При этом он отчаянно трусил. Если перевести на понятный язык Великой Степи, в убежище прятался тот, кто легко мог стать жертвой. И вряд ли не оборотень. Почтарь не знал, о чем думают оборотни, но знал четко, что родителей у них не было. Нет, живое, превратившееся в пластмассу и сталь, несомненно сперва родилось, но потом в их мозгу не остается ни единой мысли о том, что они были живыми. Это совсем чуждые органической жизни существа.
Да и не верилось, что оборотни вообще думали в том смысле, в каком это могут делать люди. Считали. А если и думали, то уж точно не умели бояться того, что им не дадут поесть. Исключением были крысы. Они размножались и уже не считались оборотнями. Говорят, где-то целую фабрику соорудили для производства себе подобных. Но и там не рождение, а производство. Не молятся же плащи ткацкому станку, в конце концов! Или молятся? А вдруг и оборотни чувствуют что-то, но иначе, нежели их исходные сущности?