Контрразведчики вцепились в Федора изо всех сил. Фактически он оказался первым военнослужащим НКР, который попал в плен к японцам и умудрился из него освободиться, хотя и не самостоятельно. К тому же надо понимать, что про коварство японцев они слышали уже немало, да и коллеги из УралСиба не уставали их предостерегать о японских кознях, а вот практически приложить эти знания было пока не к кому. Подавляющая часть воинского контингента НКР в Монголии до прибытия туда не то, что живых японцев в жизни не видела, но и знать об этой стране толком ничего не могла. Предположение, что среди них окажется хотя бы один завербованный японцами было из разряда душевных болезней. Местного населения вокруг толком и не было, а те, кто был, как правило знали по-русски, только несколько слов, так что даже плакат "Болтун – находка для шпиона!" тут было вешать бесполезно. И с кем работать? Кого профилактировать и от чего? Это вам не Польша, где контрразведчики только успевали поворачиваться, и шпионов ловили, и потери несли.
Так что Федор со своей историей стал героем дня. Не в том смысле, что его превозносили за совершенный подвиг, а в том, что взяли в оборот по полной. Как сказал после первой беседы с ним подполковник, начальник контрразведчиков корпуса:
– На нем, конечно, ничего нет, но ребятам навыки терять нельзя, так что пусть поработают как следует.
И они поработали. Федора раз за разом разные люди заставляли то написать, то рассказать устно обо всех его приключениях. Затем каждый новый сотрудник пытался найти в его словах что-то полезное, что пропустили его предшественники. И уж совсем роковую ошибку Федор совершил, упомянув, что, хотя единственный вопрос в плену ему задал молодой офицер на ломаном русском, но при этом присутствовал его старший коллега, который, похоже, сразу распознал никчемность Федора как "языка". Дальше ему пришлось снова и снова пытаться составить словесный портрет этого офицера, его описания куда-то отправлялись и возвращались с новыми дополнительными вопросами в отношении его внешности. В конце концов один из следователей предложил Федору нарисовать портрет этого японца! С его точки зрения это было лучшее решение, тем более, что врачи, как он считал, должны обладать фотографической памятью на лица.
Здесь следует признать, что, хотя в профессиональной сфере Федор даже в свои молодые годы обладал уже недюжинными знаниями и опытом, да и вообще был вполне начитанным и интересующимся многими сторонами жизни молодым человеком, но было две сферы, которые оставались для него совершенно недоступны. Во-первых, ему, как говорится, еще в детстве медведь наступил на ухо, и поэтому Маша после первой же попытки привлечь его к совместному исполнению модного в то время романса долго смеялась и взяла с него твердое обещание, что он в дальнейшем не будет пытаться петь никогда и ни под каким предлогом. Второе касалось рисования. Здесь дела обстояли еще хуже. В пятом классе гимназии, например, попытка изобразить кувшин на уроке рисования привела к тому, что, стремясь добиться симметричности его боков и убеждаясь в неудаче очередной попытки, Федор протер насквозь ластиком весьма толстый альбомный лист. Получившаяся дырка поставила в полный тупик учителя рисования и спасла Федора от обидной двойки. Преподаватель понял, что человек действительно старался и сделал все, что мог. Ну как за такое наказывать.