– Оставь ей знак где-нибудь на видном месте. Я за две ночи могу связать портрет кикиморы Лиазиды, на который она точно обратит внимание. А ты напиши краткое сообщение о её матери на глиняной дощечке – с озорством произнесла Марьяша.
Светозар принял идею и начал описывать внешность Лиазиды.
– Красивая она, твоя кикимора – чуть слышно, в полголоса заметила Марьяшка.
– Почему моя? – опешил добрый молодец от такого вопроса.
– Ты так увлеченно описываешь её внешность, слова подбираешь – заговорщически подмигнула кикимора.
– Фу ты, ну ты! Что за глупости ты говоришь! – как можно невозмутимей воззвал Светозар, чувствуя, как краска залила его щеки – я ей дал слово вернуться и все рассказать про её мать, если что-либо узнаю. Я действительно узнал, но вот обещание сдержать не получается.
– Но ведь красивая, правда? – не унималась Марьяшка, весело раскачиваясь на лавке.
– Ты специально, понял – включился в игру Светозар – Передразниваешь меня. А и красивая, только вот свидание все не складывается.
– И хорошо, рано тебе на свиданку к болотным шишигам хаживать. Весточку оставишь и пусть честь знает – поджала тонкие губки Марьяшка, зашагав за льном для вышивки.
– Не болотная шишига, а кикимора как и ты… – бросил он вслед, но тут же осекся, поймав себя на мысли, что Лиазида в действительности всегда ему нравилась.
Светозару полегчало на душе. Он заулыбался от потешности ситуации, радуясь озорству и находчивости Марьяшки, с первого дня ставшей полноправным членом, по-своему поддерживая каждого в семье. Мать Изольда давно почитала её как дочку, и она платила той же монетой: помогала по дому, часто вела с ней задушевные, веселые беседы.
В результате Светозар еле-еле успел завершить все важные дела и главное, во время последнего посещения бабы-яги Верунги и сбора растений в тридевятом царстве оставил весточку, как планировал, Лиазиде. Кикимора Марьяшка сшила безупречный ковер с её изображением, который он водрузил на ветки березы рядом с тем бескрайним болотом, где она когда-то пробудила его от смертоносного дурмана. Он был уверен, что такой знак нельзя будет пройти незамеченным.
От бабы-яги он получил последние наставления в путь-дорогу, но, против ожидания, она отказала ему в просьбе подсобить с живой и мертвой водой.
– Давай, милок, сами решайте там свои трудности. Молодцы вы добротные, со всеми невзгодами сладите. А от тридевятой заразы еще больше вреда наживете.
Наконец наступило волнительное, заветное утро отплытия. Еще задолго до первого крика петухов он проснулся и долго лежал без сна в ожидании, когда будет пора собираться. Он находился в необычайном возбуждении, трезво отдавая отчет, что рассчитывать можно только на свои силы и ум. Захотелось закрыть глаза и увидеть будто, как в детстве, в избе царит спокойствие и уют, он забрался с братом на печь, внизу мать поет колыбельные песни, и все они ждут возвращения отца, а в голове нет никаких мыслей о борьбе добра со злом, о врагах, поработивших Снежинград, о тридевятом царстве с его странной нерушимой связью с земным миром. Светозар открыл глаза, отогнал все сложные вопросы и стал собираться. Он спешил выйти на воздух, чтобы в тишине раннего утра насладиться видом на двор, еще раз рассмотреть все досточки изгороди, растущие цветы, плодовые кустарники и любимую березу, всегда ласково приветствующую своими длинными ризами. Здесь на лавочке уже сидела кикимора Марьяшка, поражавшая способностью спать считанные часы. Светозар сел подле неё, они посмотрели друг на друга и в их глазах читалось больше слов, чем можно было произнести в такой момент единения с утром и самим собою.