– Я есть хочу, – Мила потрясла сестру за руку и, присев, заглянула в пустые глаза Лики. – Есть!
– Сейчас, – выдохнула Милолика, очнувшись. Растерянно осмотрелась. – Сейчас.
– Лика-а-а!
– Да, утёнок. Сходим в магазин, наверное. Продуктов нет.
– Нам же тётя Зейнаб кушать с собой дала! Ты что забыла? – Мила потянула сестру за руку в коридор, где стояла сумка. Водитель, который помог им занести вещи в квартиру, поставил её на тумбу рядом с дверью.
Заглянув внутрь, Лика увидела разные баночки и контейнеры. Подхватив сумку, направилась на кухню и, разогрев дары от тёти Зейнаб, усадила сестрёнку ужинать.
– А ты почему не кушаешь? – Мила с удовольствием активно работала ложкой, при этом болтая ногами в любимых старых тапочках, и заинтересованно посматривала на сестру.
– Не хочу, утёнок, – качнула головой и, налив стакан воды, залпом выпила.
– Опять звонит, – Мила подскочила на стуле, а Лика только сейчас услышала звонок телефона. Взяв в руки трезвонящий сотовый, выдохнула пару раз и ответила:
– Привет, Надюша.
– Лика! Ну, слава Богу! Что происходит? У вас всё в порядке?
– Надюш, мы дома, – бесцветным голосом произнесла Лика.
– Как дома? Всё закончилось? Мне позвонили и сказали, чтобы я собирала вещи и меня завтра заберут. Куда, зачем – вообще ничего не объяснили, тебе звоню – ты не отвечаешь! Боже, я так испугалась! – тараторила Надежда.
– Это Надя, да? Надя? – запрыгала рядом с Милоликой Людмилка.
– Надя, – кивнула она. – Надюш, с тобой Мила поговорить хочет, – и Лика с облегчением передала трубку сестрёнке. Когда они поговорили, попросила Надю: Давай завтра созвонимся, сейчас… Мне сейчас Милу купать надо, – нашла она причину.
Повозившись отрешённо с сестрёнкой, уложила её спать. Тихонько прикрыв за собой дверь, прошла на кухню, села на подоконник. Лика чувствовала себя опустошённой. Боль, которая разрывала, уничтожала, сейчас затаилась и только странная апатия давила на сознание. Лика не понимала – как будет дальше жить, зачем ей жить? Просто пустота и беспроглядная мгла впереди.
В предрассветной тишине послышался тихий всхлип, и Милолика смахнула катившиеся по щекам слёзы. Тело онемело от долгого пребывания в одной позе, руки ноги не слушались и, кое-как стащив себя с подоконника, девушка легла на холодную плитку кухни. Свернулась калачиком, поджав к груди ноги.
Мысли горьким потоком давили на сознание и самая страшная из них была: «Я шлюха!» Именно к такому безрадостному выводу пришла Милолика.
«Никому ненужная, продажная шлюха! Отчего Рустам должен был ко мне почувствовать хоть что-то? Разве я отличаюсь от тех, с кем он был до этого? Нет! Я продалась, отдала своё тело сначала Владу, за его помощь, поддержку, хотя ему нужен был ресторан, активы отца, затем я продалась Рустаму, расплачиваясь своим телом. И ведь не важны причины, толкнувшие меня на этот шаг! Для Рустама всё очевидно – он платил, я отдавала долг телом! Я шлюха! Господи! Если ты всё же существуешь – прости меня! Мамочка, папочка – простите меня! Господи, какая же я… Я не смогла, не справилась, я продалась как последняя девка! Я ведь недостойна любви, не достойна ничего! Меня невозможно полюбить просто так, потому что я ничтожество!»