Василий слышал, но перечить не стал. Душа опустилась куда-то в пятки, а потом совсем покинула его. Пусто кругом стало.
По дому ничего не стал делать. За бутылку водки помогал соседям. Через полгода совсем спился. Быстро нашлись друзья-собутыльники. В последний месяц пропил и пенсию. Три дня дома не было. Нашли их в соседней деревне у бабки, торговавшей бормотухой, окоченевшими за столом рядом с хозяйкой.
Васиха стала подыскивать мужика, не хотелось распускать хозяйство. Родня присватала вдовца с Нытвы. Мужик оказался толстенький, круглолицый, с крючковатым носом, топорщившимися усами, лохматыми бровями. Пантелей в деревне не прижился. Встревал в разговор, старался подбросить ядовитое словечко. Бабы прозвали его «Мухомор». Евдокия хвасталась бабам: «Силища у него непочатый край, замучил меня по ночам».
Прошло три года. За хозяйством нужен досмотр. Деревня – это не город: до восхода надо вставать и после заката ложиться. Мухомор осунулся. Сначала лишились гусей, затем овечек, поросенка. Осталась одна корова и пяток кур. Евдокия не старела. Бабам жаловалась: «Отбрыкался мой радетель». Насмотревшись импортных фильмов про секс, Евдокия к вечеру совсем сомлевала, ладилась к приемышу, а он уходил спать на печь. Говорил: «Заработался я, Евдокия, погрею на печи косточки».
Евдокия одиноко крутилась на кровати, сопела, громко вздыхала. В полудремоте Евдокии лезли мысли: «Не заменить ли ей «мухомора» на более молодого, но как от него избавиться?»
Как-то в дачном поезде Евдокия подслушала разговор, что какая-то молодуха отравила своего мужика мухоморами. Судили, дали условно пять лет. Соседи подтвердили, что мужик пьянствовал, издевался над детьми, избивал ее. Евдокия на другой день побежала в дальний старый глухой лес, где мухоморов росло тьма-тьмущая. Выбирала самые ядреные. Притащила домой. Нажарила огромную сковороду, не пожалела сметаны, подала к столу. Налила стопочку. Пантелей удивился, спросил: «По какому поводу такая щедрость?» На что Евдокия ответила: «У тятеньки сегодня день рождения, сто лет бы ему было, давай помянем». Себе налила стопочку и заторопилась: «Корова еще не доена». Пантелей налил еще стопочку и подчистил сковороду. Раскраснелся, пот градом катился по лицу. Забежала Евдокия посмотреть, живой ли Пантелей. Тот привстал, помолился, пошел к кровати, на которую с год не ложился. Прилег и захрапел. Евдокия испугалась: «Господи, что я наделала, умирает старик, прости меня грешную». Присела рядом.
Среди ночи Пантелей зашараборил, обхватил Евдокию и давай ласкать. Евдокия радовалась и думала: «Хорошо, что накормила мухоморами, наладилось дело у старика».