Не всегда! Зачастую бываем слабы духом.
Глубоким стариком Клевцов часть вспоминал тот неблаговидный поступок. Переживал: «Может, те неприятности, которые выпадают в его жизни, – не связаны ли с тем далеким временем».
И бессонными ночами корит себя и просит прощения у птиц, но время ушло. Ничто в жизни не проходит бесследно. В молодости надо знать, что и хорошие и плохие твои дела обязательно высветятся в старости.
Прикамье, крещенские морозы леденят воздух. Метет поземка. В трубе завывает ветер. В доме выстыло. Я растапливаю печь. Дым неохотно тянется к устью трубы – печь промерзла. Дом, в котором я родился и провел детство, одиноко стоит на пупке косогора.
Когда-то деревня была большой, но теперь от нее остался один наш пустующий дом. Обычно приезжал на Родину летом. Оставлял вещи на станции, у сестры, и спешил к родному очагу за семь километров. Родителей давно уже нет. И никто меня не встречал и не провожал у калитки. Приводил в порядок изгородь вокруг дома, поправлял крышу, вставлял в окна выбитые стекла, очищал тропинку к ключику. Усадьба оживала.
Топил баню и с удовольствием хлестал свежим березовым веником.
Наслаждался звенящей тишиной. Вечерами любовался закатами солнца и горевал, что жизнь в доме иссякла. Не стало деревни, не стало родителей. Из всей большой родни осталась сестра Танюша, и та в этом году приболела, вот и приехал ее навестить. Зимой, на ее день ангела. Но родной дом тянул к себе с неимоверной силой. Взял лыжи у племянника и прикатил к своей обители.
Наконец печь растопилась, яркие огоньки пламени побежали по поленьям. В чело ходко потянулся дым. За окном, учуяв жизнь в доме, на обмерзшей яблоньке защебетали яркогрудые снегири. Я покрошил хлеба на фанерку и вынес под окно. Птахи толкали друг друга, склевывая крошки, остальное сдувал ветер в рыхлый снег.
Я вытащил ломоть хлеба. Птицы дружно оклевывали его, но мороз быстро сковал его. И приличный кусок остался недоеден пернатыми друзьями. На закате солнца, я заметил, притулившись к раме сидел крупный заяц, держал в лапах мерзлую Горбушку, старательно ее грыз. Окончив трапезу, он не отходил от окна. Я вынес корочку и положил у угла дома. Заяц спокойно сидел и наблюдал за мной. Зайдя в дом, я увидел через проталины окна, как заяц ухватил хлеб и поскакал в сторону осинника. Так продолжалось три дня, хлеб закончился, и пришлось сходить на станцию. Днями на лыжах я обходил окрестности, прошел по тем местам, где когда-то сверстниками, во время каникул, катались с горок.
На пятый или шестой день, до рассвета, слышу, кто-то монотонно стучит в окно. Маленько струхнул. Подошел к окну и увидел знакомого зайца, который лапами стучал по раме. Я приблизился вплотную к стеклу. Заяц в упор смотрел на меня. В глазах была какая-то тревога и тоска. Я отошел от окна. Заяц снова начал стучать по раме. Постучит, постучит и отскочит шага на три в сторону и так несколько раз. Это меня заинтриговало. Оделся потеплее. Вышел. Заяц не убегал. Только отошел от окна на несколько шагов. Вернулся и опять отошел, но дальше, как будто звал меня. Я к дверям – заяц за мной. Пришлось взять лыжи. Заяц отбежит и ждет. Как только подхожу ближе, он уходит вперед.