Танки появились внезапно; подойдя к краю оврага, открыли огонь. В батальонах находилась полковая артиллерия. Две сорокопятки открыли прицельный огонь по танкам с прямой наводки, но танки были в ложбинке, снаряды попадали по башням и отскакивали, как горох.
Комбат приказал прекратить бесцельный огонь из пушек, чтобы не демаскировать себя, но было поздно – расчеты были выведены из строя. Танки, расстреляв боезапас, отошли. Было приказано рыть волчьи ямы и укреплять их березовыми стойками. Из-за леска, слева, начали бить немецкие минометы. Тяжело ранило командира роты, комбат приказал командовать ротой Василию. Стемнело. Ночью было слышно, как гудели немецкие танки за оврагом. Выставили дозоры. Перед утром Василий решил сам проверить посты. Подполз к кромке оврага и услышал в овраге немецкую речь. Немцы готовились к атаке. Быстро доложил комбату, тот приказал забросать немцев гранатами. Гранаты гулко взрывались в глубине оврага. Немцы отвечали автоматными очередями, наши солдатики одиночными выстрелами. Патроны приказано беречь. На каждого человека было выдано по четыре обоймы и вещевой мешок с россыпью у старшины.
Утром немцы возобновили атаку. Танки подошли к оврагу и били по окопам прямой наводкой. Отвечать было нечем. В обед в воздухе появились самолеты. Они низко носились над окопами и поливали из пулеметов. Связного и телефониста убило. Василий побежал к командиру батальона просить их медленно начать контратаку на немцев, выползающих из оврага, иначе танки и самолеты расстреляют всех. Самолеты поднялись и начали сбрасывать бомбы. Василий видел, что одна из бомб неслась прямо на него. Успел спрятать голову в попавшуюся нишу. Слышал, как рвануло. Василия засыпало землей. Комбат видел гибель своего батальона и принял решение: тяжелораненых отправить в тыл. Оставшиеся три десятка онемевших от грохота солдат с криками «Ура-а-а-а!» ринулись к оврагу. Немцы не ожидали атаки. Бой был коротким. Перемолов немцев, десяток солдат с контуженным комбатом, придерживая раненых, по оврагу через болото вышли на правый фланг полка.
Василий очухался ночью. Рот и нос забиты землей. Земля тяжелой массой придавили сверху. Голова была в нише. Кисть правой руки высовывалась из земли, пальцы шевелились. Его вырвало. Стало лучше дышать. Рот и нос очистились от земли. Попробовал шевельнуться – не получилось. На третий день немцы обошли болотину, смяли левый фланг полка, не задерживаясь в деревне, устремились на Смоленск. Василий то терял сознание, то приходил в себя. Утром почувствовал, кто-то дергает его за руку. Хотел посмотреть, но повернуть голову не мог. Вспомнил, что днем, перед боем в карман скатки засунул и кусок свежеиспеченного хлеба. Над засыпанным окопом стояла корова и пыталась сжевать хлеб вместе с карманом. Не получилось, и она мордой разрывала землю. Девчонка-пастушок наблюдала, что все коровы прошли дальше, а Буренка задержалась. Подошла и увидела растрепанную скатку шинели и руку из земли, пальцы которой дергались. Побежала в деревню. Пришли две бабы и дед. Откопали Василия. Оставили до ночи в окопе. Два взвода немцев осталось в деревне. Искали раненых солдат разбитого полка. Ночью принесли штаны и рубаху. Василия переодели и на тачке привезли к деду Терентию, тому самому однофамильцу, к которому он заходил первый раз. Дед был один. Старуха погибла под бомбежкой, а сын Дмитрий работал на шахте в Кызеле. Дед смотрел на Василия и верил, и верил, уж очень сильно он походил на сына. Василий стал приходить в себя: все видел, все слышал, а говорить не мог. И все-таки кто-то донес, что у Терентия человек, наверное, раненый красноармеец. Пришли полицаи. Деда припугнули. Дед ответил: «Мне хорониться нечего – это сын, на шахте его придавило, вернулся домой». Полицаи были местные, но с другого конца деревни. Видели сына Терентия мальцом. Осмотрев лежавшего в кровати Василия, подтвердили: «Верно, это он». Больше их никто не беспокоил. К осени вернулась речь, но память была провалами.