Открыв банку с газировкой, я уселась на широкий подоконник и тупо уставилась в темноту. Что произошло за эти восемь лет? Много чего. Мия отправилась с отцом в Монако, Айра вернулась к семье в Лондон, а меня забрала тётушка Эльза. Я не вернулась на Родину. Я осталась жить в Париже.
О судьбе Игната никто не знал. Выпустив из смертельной ловушки наш вертолёт, смерчи двинулись на проклятый оазис. Словно Божий перст, они несли возмездие. Выжившие вспоминали, что такого кошмара не видели и в страшных снах. Выжившие. Вот только среди них не было Тулинова. Марио ранили, но он уцелел. Отважный капрал вытащил его из-под огня и зашвырнул в подвал, а сам… сам исчез. Так что, спустя пару лет, отчаявшись в дальнейших поисках, мы приехали в Москву, чтобы похоронить пустой гроб. Я была против, но кто послушает восемнадцатилетнюю девчонку? Пришлось кинуть в разрытую могилу горсть влажной земли, но вот на поминальную службу в храм я не пошла. Моё седьмое чувство твердило: «Тулинов жив!» И лишь Жаклин верила вместе со мной.
– Всё может быть, девочка. Вот Пьер ― пример чудесного воскрешения. Я ждала его двадцать лет, и Бог сжалился надо мной. Конечно, жить со старым занудой ― то ещё испытание, но мне нравится смотреть по утрам, как седой прохвост храпит на соседней подушке.
Окончив школу, я вернулась в Руан и заняла свою комнату. Моя душа продолжала ждать. Я верила, что однажды распахнутся двери, и в дом войдёт Игнат, живой, здоровый, весёлый и немного усталый. Он будет счастлив, увидев меня, сидящей у камина. Он снимет плащ, поставит в угол чемодан и протянет ко мне сильные руки. А я… я не побегу, я полечу к нему, и, когда наши губы встретятся, в небесах грянет гром, а над землёю вспыхнет радуга. Но время шло, а Тулинов не спешил.
Спустя пару месяцев после нашего чудесного возвращения Адет и Жиля арестовали. Я давала показания в суде, как один из немногих выживших свидетелей. Теперь парочка обосновалась за решёткой и вряд ли когда выберется на свободу. Я жалела лишь о том, что смертную казнь отменили. Но по прошествии нескольких лет осознала, несвобода хуже смерти, гораздо хуже. Я тоже была несвободна и тоже жила в своей собственной тюрьме без права переписки и свиданий.
Впрочем, я не привыкла сидеть на попе ровно. Корчить из себя вечно депрессирующую особу казалось огромной глупостью. Я хотела, чего-то добиться, чтобы мои родные, глядя на меня с небес, гордились мной. Работа поглотила с головой. И кто бы мог подумать, что однажды тот хрупкий мир, который я начала создавать, рухнет в очередной раз.