Так ничего и не добившись, из местной комендатуры Хрусталеву, "крупного партизанского агента", переводят в Волышово, где находится филиал порховского гестапо. Здесь методы допросов тоньше, если можно так выразиться, "научнее", апробированные веками полицейские методы.
Хрусталеву вталкивают в камеру, скрипят затворы. В камере еще две женщины. Завязывается знакомство; кто, откуда, за что? Женщины рассказывают о себе. Обе попались на провокациях. К одной пришли в избу какие-то неизвестные - вроде наши. Спросили: нет ли случаем советских газет? Газет у женщины не было, но она по простоте душевной предложила незнакомцам партизанские листовки. Тут ее и схватили. Вторая знала тихое без охраны место через "железку", переправила нескольких партизан. Потом пришли какие-то тоже наши вроде, попросили помочь. Она провела их. И эту тут же скрутили. "А тебя за что?" - спрашивают Хрусталеву. "Не знаю. По ошибке..." И дальше ее "босая, ситцевая" легенда. У болтливых жизнь коротка!
Ночью бросили в камеру еще одну заключенную. Та ищет к себе сочувствия, льнет к Марии, выспрашивает ее, навязывается в подруги. "У меня нервы вздернуты, а она лезет. Чувствую, неспроста это, подсадили ее ко мне!"
Меня удивляет эта избирательная чуткость Марии Арсентьевны. Ведь подобные вопросы первых двух женщин у нее не вызвали подозрения. Почему так? Хрусталева поднимает плечи: "Сама удивляюсь!"
Вот чувствует, и все тут. Девица назвалась Фрузой, и будто она парашютистка. А концы не сходятся: физиономия слишком толстая, сытая и вроде попахивает винцом.
И точно. Утром Фрузу уводят. Нет ее час, другой, третий... Потом открывают дверь, принесли еду. И кто б вы думали раздает похлебку?! Она - Фруза, но теперь уже Фруза Михайловна.
"И поведение сразу переменилось. Теперь уже не стесняется, развязная такая баба и почитает меня вроде своей подругой. Женщинам - кусок хлеба, мне - два, им похлебку, а мне наваристых щей. Подкупает, значит. Ты, говорит, признайся, что сама сбежала от партизан, и пойдем мы с тобой в город, гульнем..." Хрусталева соглашается: я с удовольствием! но кто же меня отпустит? я ничего не знаю! Делит хлеб и щи пополам с соседями по несчастью. Фруза опять за свое. Прием классический, отработан веками. Человека вначале даже не на предательство подбивают - на пустяк. Но потом еще на пустяк, и еще на одно деление по шкале "пустяков". Где та грань, за которой нужно остановиться, и есть ли она?
Именно так и Фрузу исподличали (это выяснилось потом). Что это: глупость, страх, слабость? А за слабостью этой Фрузы - десятки сгубленных жизней. И за глупость, страх, слабость она расплатилась в конце своей.