— Болит?
Ульф повернул голову, покосился на нее. Бросил:
— Не касайся меня… пока. Извозишься.
И Света вдруг поняла, что руки ее уже потянулись к Ульфу. Сами собой, неосознанно.
— Вот теперь ты пахнешь хорошо, Свейта. — Ульф протяжно вздохнул, не отводя глаз.
Губы у нее задрожали. Она шагнула вперед, ощущая, как режет глаза, до этого сухие — и спазмом перехватывает горло. Трясущимися пальцами коснулась его бока под одной из ран, выдохнула:
— Альвова повязка… надо.
— На мне зарастет само, — ответил Ульф. И как-то непонятно попросил: — Раз уж дотронулась, не убирай руку, Свейта. Время еще есть.
Она подвывающе, совсем не изящно всхлипнула. Переступила, ткнулась губами в его плечо — над раной, где кожу окрасили разводы. Тут же вскинула голову, осознав, что могла сама причинить ему боль, потревожив рану.
Ульф снова протяжно вздохнул, уже с хрипотцой. Проговорил:
— Утешить тебя я сейчас не могу. Руки в крови. Но ты ведь не плакала, когда я дрался с альвами?
— Там все другой, — прошептала Света. — Никто не умирать. Тут смерть для всех. Ты, они…
— Да, сегодня было по-настоящему, — спокойно согласился Ульф. — Хочешь поплакать возле меня, пока я моюсь?
Света кивнула. И стремительно присела. Ухватилась за сапог на ноге Ульфа, сообщила сдавленно:
— У тебя болит. Я помочь.
Но Ульф осторожно высвободил ногу. Велел:
— Встань. На моих сапогах чего только нет. Я же сказал — извозишься.
Он быстро, не сводя с нее глаз, избавился от обуви и штанов. Затем шагнул к одной из четырех дверей, выходивших в предбанник.
Света кинулась следом. На ходу утерла слезы — рукавом, не ладонью. Потому что руки были в полузасохших сгустках крови с сапога Ульфа.
* * *
За дверью правую стену закрывали хитро уложенные камни. Слева от входа и напротив его тянулись широкие деревянные лавки, в углу горел альвов огонь. Под ним стояла бочка с водой. Стояла — и ловила темным кругом отраженье сиявшего шара.
Ульф, зачерпнув из бочки полное ведро, отошел в угол.
— Я полью? — шмыгнув носом, предложила Света.
Он сверкнул янтарными глазами из-под бровей, покрытых багровой коростой.
— Нет. Забрызгаешься. Будешь потом в кровавых разводах…
А следом Ульф начал мыться, фыркая и плескаясь. Мыло в конунговой бане было не такое, как на драккаре — здесь оно исходило сливочной желтизной в деревянных плошках. И маслянисто поблескивало на свету. Даже пахло от него иначе, летними цветами и свежескошенной травой.
Света, снова всхлипнув, набрала полведра. Смыла со своих рук полувлажную кровавую шелуху, косясь на Ульфа. В уме мелькнуло — там и Арнстейнова кровь была, с сапог…