Экран монитора был абсолютно чёрным. Парень энергично набирал на клавиатуре какие-то команды, но ничего не менялось. Компьютер ни на что не реагировал. А спустя несколько секунд вдруг зазвучала музыка. Сначала тихая, струнная, а затем грянул оперный хор.
— Что это? Что ты приволокла? — выкатил глаза Лившиц. — Что происходит?
— Откуда я знаю, что происходит? Это ноутбук Артёма. Вы сказали привезти его, я привезла.
— Ты ему что-нибудь говорила?
— Нет.
Лившиц снова повернулся к парням.
— Это что? Почему музыка? Почему чёрный экран?
— Видать, защита стоит какая-то, — не слишком уверенно ответил один из них. — Сейчас будем разбираться.
— Да не волнуйтесь вы так. Просто нам понадобится чуть больше времени, — вклинился второй. — И это… ну, будет лучше, если вы не будете нас дёргать.
— И сколько вам надо времени?
— Пока сложно сказать.
— Ну ладно, — кивнул недовольный Лившиц. — Работайте, не будем вас отвлекать.
Как только они вышли в коридор, Анита напомнила:
— Марк Аркадьевич, отпустите Ваню.
С минуту Лившиц мрачно смотрел на неё, будто решая, что делать.
— Ладно. Пусть пока забирает его.
— Почему — пока?
— Потому что — пока. Много разговаривать ты стала.
— Вы обещали в обмен на ноутбук Артёма отпустить Ваню и удалить запись… — сглотнув, произнесла она севшим голосом.
— Запись мне ещё пригодится. Мало ли. А Ваню своего сейчас получишь…
— Но… — заикнулась она, но Лившиц её перебил:
— Ещё слово — и я передумаю его отпускать.
Вместе с Рассохиным они вышли на улицу, остановились у ворот.
— Я уже распорядился. Его сейчас приведут, и можете ехать домой, — равнодушно сообщил безопасник.
Анита вертела головой, пытаясь угадать, с какой стороны подойдёт Ваня. Но шли минуты, а никто не появлялся. Нервозность нарастала. Где же он? Может, её обманули? Тогда зачем сказали ждать?
— Что-то долго, — произнесла она, пытливо глядя на Рассохина. Тот и бровью не повёл.
— Где мой брат?! — повысила она голос, но тут увидела, как из-за угла дома показались двое.
Высокий, крепкий мужчина и её Ваня, которого было почти невозможно узнать.
Всклокоченный, в грязном балахоне, тощий, весь какой-то изломанный. Он даже идти не мог самостоятельно — бугай его вёл, а Ваня, низко опустив косматую голову, еле-еле переставлял ноги. Но когда он чуть приподнял голову, она ужаснулась ещё больше. В этом разбитом, отёкшем лице со сломанным носом и вывороченными губами, подёрнутыми корочкой запёкшейся крови, не осталось ничего Ваниного. Багровые, заплывшие веки едва размыкались. Вместо синих глаз — совсем узенькие щёлочки. Грязно-бурый балахон вблизи оказался свитером. Из растянутого ворота торчала тощая шея и жутко выпирали ключицы, острые, в ссадинах и гематомах.