Рысаков слушал меня нетерпеливо. Он, видимо, сознавал свою неправоту, но именно это сознание заставляло его запальчиво возражать. И тут я особенно ясно почувствовал, что ключ к решению всех задач — это быстрейшее установление связи с подпольным партийным органом.
Я заговорил о райкоме.
— Я же тебе втолковывал, — прервал меня Рысаков. Он нехотя встал со скамьи. — Ну, хорошо, раз ты настаиваешь, пойдем отсюда, я тебе кое-что расскажу.
Когда мы вышли из землянки, он проворчал:
— Не могу же я тебе при людях о райкоме распространяться. Райком партии — не охотничий кружок. Это орган подпольный, а ты болтаешь.
— Никак не пойму — заблуждаешься ли ты, или просто голову мне крутишь? — сказал я резко.
Рысаков промолчал и сердито взглянул на меня.
— Наши люди не меньше тебя дорожат райкомом, — продолжал я, — при чем тут охотничий кружок. Мне кажется, ты просто скрываешься от райкома, а у него до тебя еще руки не дошли. Может быть, ты думаешь без партии обойтись? Тогда скажи прямо — кого ты здесь представляешь, от имени кого выступаешь?
— Ну, брат, это уже слишком! — рассвирепел Рысаков. — Я коммунист и глупости разные слушать не намерен.
— Объясни, в чем дело.
Он все больше и больше возбуждался. Видимо, я задел в нем больную струнку. Но надо было во что бы то ни стало довести дело до конца, и, чтобы вызвать Рысакова на полную откровенность, я решил немного польстить его самолюбию.
— Послушай, Василий, — сказал я. — С народом работаешь ты не первый год, учить тебя не приходится.
Рысаков хмуро усмехнулся:
— Не только что на свет народился, слава богу, людей знаю.
— Председателем сельсовета сколько лет работал?
— Три года считай, и сельсовет не на последнем месте был.
— Вот видишь… Ты, что же, своим умом до всего доходил? Скажем, сев идет, уборка, молотьба, — от кого ты добрые советы получал, или, может, без них обходился?
— Как, от кого? От райкома, конечно, от советской власти.
— От партии, значит, и к народу от имени партии приходил. Так, что ли?
— А как же иначе?
— Ну вот, в мирное время партию ты над собой признавал, искал в ней опору. А как же теперь, когда война да еще в тылу вражеском, думаешь своим умом прожить, не давая партии отчета?
Рысаков молчал.
— Перед кем ты отчитывался в мирное-то время, кому докладывал об успехах? Райкому прежде всего. А теперь?
— Хватит, — словно решившись на что-то, оборвал меня Рысаков. — От партии, от райкома я никогда не отходил и не отойду до самой смерти. Ты мне таких обидных слов не говори. Коли на то пошло, скажу тебе начистоту. Подумай сам, с чем я к райкому приду сегодня? Что я таксе совершил замечательное? А с пустыми руками я не привык отчитываться. Придет время — тогда буду докладывать.