По целым дням Ирина возилась с оружием в кухонном балагане. Она разбирала, протирала, смазывала и вновь собирала винтовки и пистолеты, поминутно спрашивая часового, который неотлучно находился при складе оружия, название частей, и заливалась хохотом, повторяя смешные названия: мушка, лекало, собачка, ползун.
Не уходя из кухни до поздней ночи, она часто балагурила с Абрамом Яковлевичем Кучерявенко, нашим поваром. Девушка помогала ему чистить картошку, мыть посуду, резать мясо. Разрезать мясо на одинаковые куски так, чтобы они были одинаковы по весу, по качеству, по размеру — дело нелегкое. Требовался хороший глазомер. Весов у нас не было. Ирина отлично справлялась и с этой работой.
Так продолжалось неделю или две. Но однажды произошло событие, возбудившее наши подозрения.
Ночь выдалась на редкость тихая и лунная. Таинственные тени ветвей рисовались по снегу, в прогалинах между деревьями. Тишина была такая, что, казалось, кашляни — и на десять километров в окрестности будет слышен твой кашель. Треск деревьев на морозе, скрип снега под ногами, перекличка сов разносились по лесу, как по пустой комнате.
Мы долго не засыпали в ту ночь. В землянке было жарко натоплено. Акулов читал стихи, мы все лежали и слушали.
Вдруг над лесом послышался гул самолета. Я и Рысаков вышли из землянки. Самолет летел стороной. По гулу мотора было похоже, что летит наш У-2. И ясно в то же время, что советский самолет такого типа над лесом появиться не мог. Это летели немцы. Спустя минуту гул мотора стал приближаться. Самолет пронесся над нами так низко, что колеса едва не задевали за макушки сосен. На хвостовом оперении в свете луны мы разглядели свастику.
Появление самолета нас не встревожило. Гул его затих где-то вдали. Ночь была такая чудесная, что мы не торопились вернуться в землянку. И вот, спустя десять или пятнадцать минут, снова послышался гул. Он приближался. Теперь это показалось нам подозрительным. Рысаков отдал команду гасить все огни. И в то время, когда самолет был совсем близко, на кухне раздался глухой выстрел и пронзительный женский крик; почти одновременно прозвучал второй выстрел, и над лесом взвилась зеленая ракета, окрасив в призрачный цвет воздух, деревья и наш барак. Мы стояли, точно онемелые. Когда ракета упала, мы ринулись на кухню.
Обрушивая на голову Абрама Яковлевича проклятия, Рысаков подбежал к кухонному помещению.
Посреди кухни стояла плачущая навзрыд, смертельно перепуганная и белая, как снег, Ирина, а ракетница валялась у костра, и рукоятка ее уже начинала тлеть. Я пнул ракетницу ногой и недоумевающе посмотрел на девушку. Рысаков рванул Ирину за плечо, но, увидев ее лицо, остановился — по щеке девушки медленно стекала струйка крови.