, Мойра — в Морту
[41], Дионис — в Либера (в отрывке из одной трагедии Андроника), Мнемосина — в Монету. Все эти замены греческих имен божеств именами латинскими оказались возможны, несомненно, потому, что были уже привычными для римлян. Интересно и то, что вместо гомеровских Кронида (Зевса), Геры, Аполлона мы находим во фрагментах Андроника не Юпитера и Юнону, а "сына Сатурна" и "дитя Сатурна", а Аполлон тоже назван не прямо по имени, а "сыном Латоны"; да и Муза обращается не только в Камену но и в "дочь Монеты". Из древних заимствований из греческого в латинский язык мы встречаем у Андроника имена: Латона (из дорийской формы Λατώ при гомеровской Λητὡ)и очень интересную форму Ulixes (из Ὀλυσευς, или Ὀλυτευς, цри гомеровском Ὀδυ(σ)σευς.
Что касается позднейших свидетельств о Ливии Андронике, то к ним приходится относиться крайне осторожно. Суждения о несовершенстве его произведений находятся в несомненной зависимости от вкусов его позднейших критиков, а такие свидетельства, как указание Феста, относящееся ко II-III вв. нашей эры, об учреждении Ливием Андроником "содружества писателей и актеров" [42], нельзя принимать на веру.
Но одно можно установить совершенно определенно: со времени Ливия Андроника начинается новая эра в римской литературе; римская литература, не прекращая питаться из источников народного, национального творчества, приобщается к литературе эллинистической, чтобы впоследствии обратиться в самостоятельную римскую, а затем и в латинскую литературу. Эта последняя существовала не только в Риме и в Италии, но и в других странах Европы вплоть до Возрождения и соперничала с литературами на отдельных национальных европейских языках.