– Что же ты делаешь? – едва слышно проговорил он, поражаясь, как быстро меняется её настроение, едва сдерживаясь от представшей его взору картины, – «как бы я не был ей противен, но она не в состоянии противостоять реакции своего тела…»
Очередной стон вырвался из прекрасного рта, и Пирс задохнулся от нахлынувших ощущений, все больше ускоряя темп.
– Нет, нет… – стонала она, все ещё стараясь сопротивляться волнам наслаждения.
Но теперь даже её слабые протесты не могли отвлечь Пирса. Он видел, как противоречило нежное тело ее словам: изо рта вырывались невнятные стоны, спина выгибалась ему навстречу, подставляя изголодавшемуся взгляду капитана обнаженную грудь…
– Нет… – стонала она, – нет…
Он ощутил, как по ее телу пробежала легкая дрожь, соски набухли, подкупая его своей соблазнительностью. Пирс прихватил один из них губами и втянул в рот. Ещё один стон, и… словно в конвульсии она стала подаваться вперёд, бессознательно целуя его шею.
Сейчас здесь была не обиженная Элли и уязвлённый Пирс, сейчас они вдруг стали единым целым, энергетическим комом чистого экстаза…
Он собирался трахать ее, пока она не станет молить о пощаде, за то, что каждый раз заставляет его чувствовать себя уязвимым, за то, что он не равнодушен к ее слезам, за то, что не желает быть лишь ночным кошмаром для своей балерины, и за то, что использует его в своих целях, играет с ним, заставляя надеяться на нечто невозможное. Он мог бы продолжать бесконечно… с любой другой, пожалуй…
Сейчас, чувствуя ее сокращения на своём члене, Пирс вдруг ощутил давно забытые волны удовольствия… Он сгрёб в охапку обмякшую девушку и, не в силах сдержать стон, излился в неё…
Должно быть, ему снился прекрасный сон, вместо привычных кошмаров. Впервые за долгое время.
Он проснулся. По-настоящему. Напряжение, сковывавшее его тело последние годы, отступило, позволяя насладиться ранними лучами солнца и звуками моря этим бесшумным утром.
Перестав щуриться от яркого света, Пирс лениво осмотрелся: белоснежный подволок с множеством светильников различных оттенков бронзы; переборки, цвета шоколадного дерева; винтажная стилизованная мебель, старинное зеркало в золотой раме, изумрудного цвета комод… Странно ведь. Разве он всегда был зелёным? Разве его окружали не черно-белые предметы? Сейчас даже пыль в солнечном свете казалась золотистым фейерверком. Он был уверен, что не видел этих цветов ранее. Всё казалось тусклым, словно покрытое пеплом его беспросветной печали. На ум приходил лишь: лазурно-голубой, успокаивающий цвет моря и…