— Разница в том, что бить беззащитную девушку, кем бы она ни была, и чтобы ни сделала — это самое низкое и подлое, что можно ждать от мужчины. Похоже, твой дядюшка и в самом деле мерзавец. — Фабиана вернула на него взгляд, посмотрев с какой-то задумчивостью. — Тебе не следовало от меня прятаться.
На щёки лёг лёгкий румянец, делая след ещё заметнее. Знала бы, насколько она была сейчас хороша! Трогательная и в то же время стойкая внутри. Завораживала, вызывая в нём самые разные чувства от гнева, что кто-то чужой прикоснулся к ней, до слепого раздражения на себя, что всё это мне не безразлично, далеко не безразлично.
— Как муж, я обязан дать ответ твоему опекуну за это.
Глаза девушки округлились, и в них вспыхнул неподдельный испуг, но он быстро погас под напором воли.
— Вы мне не муж, а я вам не жена и мы оба это знаем, — парировала. И она была права.
Хэварт приблизился ещё теснее, склоняясь над этим нежным и гордым цветком, так дурмана пахнущий, что тяжеет голова и всё плывёт, поднял руку и коснулся следа, ругая себя за то, что делает, но как же удержаться, устоять, не коснуться, не заглянуть в синие омуты, это в какой-то момент стало сильнее его воли.
Фабиана не отпрянула, как завороженная, следила за ним, немного растерянная, немного робкая, немного…
Он опустил взгляд на её губы. Таинственная. Губы её оказались так близко, что отступить уже было никак. Хэварт почти коснулся их, но Фабиана вдруг выдохнула и отвернулась. Хэварт не позволил ей ускользнуть, обхватил её щёку, поворачивая к себе обратно, и приник к мягким, как шёлк, губам, сладким, как нектар. Скольжение губ всего лишь, Игнэс умела целоваться искушеннее, Фабиане лишь оставалось набираться в том опыта, но почему это так заводит, эти неумелые осторожные попытки ответить, это сбивчивое будоражащее тело прерывистое дыхание, эта искренность во взаимности? Всё это туманило голову, разносясь по телу жаром, и как тяжелеет его дыхание, когда она вот так касается языком его языка, сплетаясь в глубоком поцелуе. Хэварту окончательно снесло голову, обнял её, прижимая к себе, чтобы полнее ощущать её, целуя настойчивее. Это, кажется, спугнуло её, она напряглась в его руках, упёрлась ладонями в грудь, отстраняясь, вырываясь.
— Прекратите, — потребовало горячо. Хэварт открыл веки, заглядывая в голубые, полные дурманного тумана глаза, понимая, что тонет, просто тонет в их холодности и собственном пожаре, что охватил его естество. — Что вы… делаете? — возмущённо выдохнула, всё ещё пытаясь вырваться, но не выходило, он не собирался её отпускать.