Именно Джону Беллу – словолитчику – мы обязаны шрифтом белл, который создал для него Ричард Остин в 1788 году и который, выйдя из моды у английской публики, заработал огромную популярность в Америке, откуда в конце концов вернулся в Англию.
Но шрифт белл был только побочным следствием неутомимой деятельности Белла в мире книг и газет. Он произвел революцию во всей типографике и внешнем виде английской прессы. Он был основателем или сооснователем полудюжины утренних, вечерних и воскресных газет. Он перессорился со всеми своими партнерами, но только после того, как заставил их согласиться на его реформы. Одним из его начинаний была The Morning Post (1772), одна из трех известнейших лондонских газет. Его English Chronicle в 1786 и его же The World в 1787 году изгнали из газетного мира длинную s – f, от которой Белл впервые избавился в своем издании Шекспира 1785 года. Белл первым из печатников понял, что газету читают в ином темпе и с иными целями, нежели книги, и сделал соответствующие выводы с типографской точки зрения. Его газеты нарушили сплошную верстку книжной страницы и вывели на первое место абзац в качестве единицы, на которой сосредоточен интерес читателя газеты. Что лучше говорит о Белле как о печатнике и журналисте, чем то, что The Daily Universal Register в 1787 году сразу же скопировала все особенности типографики и верстки его газеты The World и даже еще сильнее полагалась на ее образец (если это вообще было возможно), когда 1 января 1788 года сменила свое название на The Times. Единственное, что The Times не повторила за Беллом еще 15 лет, – это его разумнейший отказ от длинной f. Таким образом, Джона Белла можно назвать крестным отцом, хотя и невольным, того, что превратилось в величайшую газету мира.
Официальная и частная печать
Соображения прибыли, которые открыто или исподволь руководили печатниками и издателями со времен Гутенберга до наших дней, точнее можно назвать оптимистичным стремлением уравновесить сомнительные перспективы неопределенной выгоды и гораздо более определенные потери, связанные с финансовыми вложениями в станки, бумагу и производство. Еще задолго до того, как недальновидные политические теоретики объявили мотив прибыли восьмым смертным грехом, делались попытки поставить книгоиздание на некоммерческий фундамент.
В отдельных случаях сторонники таких предприятий фактически собирались вторгнуться в обычное производство, свергнуть его монополию, принудительно снизить цены и вообще принести публике пользу, о которой, по их мнению, недостаточно заботились обычные издательства. Так было, например, с Обществом поддержки просвещения, основанным в 1736 году; через двенадцать лет оно все же не уступило под объединенной оппозицией отрасли. Доктор Джон Траслер, неутомимый прожектер в области теологии, медицины, журналистики и типографики (где ему принадлежит честь создания шрифта – имитации рукописного почерка), также пробовал произвести переворот и в книгоиздании. В 1765 году он учредил Литературное общество, которое «будет печатать прославленные труды на свой страх и риск и отдавать авторам все заработанные на них прибыли». Странная мысль, что читателю или автору или и тому и другому вместе будет лучше без издателя, всегда привлекала реформаторов-перфекционистов. Общество распространения полезных знаний ставило перед собой аналогичные цели, но невероятный успех его Penny Magazine, «Грошового журнала» (1832—1845), и Penny Cyclopaedia, «Грошовой энциклопедии» (1833—1844), в первую очередь объяснялся энтузиазмом и деловой хваткой их издателя Чарльза Найта. Современные книжные клубы в какой-то степени являются наследниками подобных ассоциаций.