Вадим пожимает плечами. Ветер усиливается, и друг… бывший друг, наверное, прячет руки в карманах.
– Да заебал. Лизка, так-то, нормальная баба. Я бы и сам не прочь…
Я ударяю первым, ярость застилает глаза. Мы сцепляемся в банальной драке, в которой ровным счетом нет ничего красивого или изящного. Наверное, я готов убить, просто потому что неожиданное открытие всколыхнуло давно утихшее чувство обиды. Нечто похожее, только в миллион раз сильнее, я чувствовал, когда ушла Лиза. Сейчас я знаю, что ей двигало и люблю ее сильнее прежнего, но плачу за эту любовь другом.
Который, блядь, шпионил за мной. Который указал психу на мою жену. Который знал, что меня попытаются убить, и ничего не делал. Долгие годы был рядом, сливал всю инфу обо мне Герасимову, и молчал, тварь.
Вадим отшатывается, вытирает кровь с губы и сплевывает на землю.
– Дурак ты, Леха. Дурак, сам во всем виноватый. Давай, обвини теперь меня. Сначала у тебя была виновата Лиза, во всех твоих бедах виновата. Потом Герасимов. Теперь меня давай, обвини. Только от правды не спрячешься. Мало делать вид, что такой же крутой, как папочка. Надо еще и иметь яйца. А не сливать всю грязную работу другим. Думаешь, охренеть как прикольно быть твоим мальчиком на побегушках?! Зря ты не дал мне трахнуть Лизу. Возможно, это бы у меня тоже получилось нормально.
– Да у тебя только это и получается. Я, блядь, к тебе по-человечески. Прощаю твои косяки, отсутствие на работе, друг же, мать твою. Ты чем, сука, недоволен?! Зарплатой? Или тем, что въебывать надо?!
– Тем, что ты нихрена в этой жизни не сделал, Лех. Ни-хре-на. А получаешь все на блюдечке.
– На блюдечке?! Твой Герасимов чуть не убил меня! Сын едва не лишился матери! Я похоронил отца! Это ты называешь на блюдечке?!
– Только как ни крути, а тебе не приходится въебывать на дядю за копейки, слушая дерьмо из чужой башки.
– Что ж, с удовольствием предоставлю тебе шанс самостоятельно создать себя. Считай, что ты уволен. И только потому что ты слил мне мразоту Герасимова я не буду тебя трогать, но Вадик, даю тебе слово, если еще хоть раз увижу тебя рядом со своей женой – будешь остаток жизни пускать слюни в подушку, понятно?
Отвернувшись, я иду к машине. Злость застилает глаза, и на самом деле злость – не самый лучший помощник. Она лишает здорового инстинкта самосохранения. Я, конечно, слышу движение за спиной и короткое мрачное «Да пошел ты!», но вряд ли осознаю до конца, что Вадим всерьез может что-то мне сделать.
Он сбивает меня с ног, и мы вновь падаем. Мой кулак врезается в его челюсть, и за короткую секунду между ударом и ощущением холодной стали, разрывающей тело, я понимаю, что идиот. Непроходимый дурак, привыкший играть честно. Полагающий, что друзья всегда остаются друзьями, а в мужской драке никто не вытащит нож.