– А это что?
– Я…
– Елизавета, я спрашиваю, что это?!
– Я не знаю, Айжан! Я впервые его вижу, это не я!
Должно быть, кто-то из девчонок испугался, что поймают и быстро сунул мне в сумку. Но как доказать?
– Давайте посмотрим камеры! Я ничего не брала, я даже не знаю, чей он!
Начальница неторопливо открывает кошелек, но он совершенно пуст, только карточки виднеются в специальном отделе. Женщина поднимает на меня глаза, и я читаю в них все: злость, разочарование, обвинение и… что-то еще.
– Что? – онемевшими губами спрашиваю я.
– Лиза, верни деньги по-хорошему.
– Какие деньги, Айжан?! Я! Ничего! Не! Брала!
– Кошелек клиента в твоей сумке. В кошельке были деньги, ровно двадцать семь тысяч рублей. Сейчас здесь пусто. Давай не будем вызывать полицию. Верни деньги, с клиентом я разберусь сама. И пойдешь отсюда на все четыре стороны по-хорошему.
Двадцать семь тысяч… еще год назад они казались копейками. Я могла купить туфли в три раза дороже просто потому что понравились ремешки или отдать такие же деньги в спа-салоне. Сейчас чтобы их заработать мне разве что придется пойти в проститутки. Или продать почку, и тогда останутся деньги на коммуналку, кстати.
– Я не брала. Я клянусь, я не брала! Айжан, ну где бы я их спрятала?!
– Ладно. Не хочешь по-хорошему, я вызываю полицию.
Первый шок чуть проходит, и я заставляю себя успокоиться.
– Да. Да. Вызови. Пусть смотрят камеры, я ничего не брала!
– Клиенту скажи, – огрызается Айжан.
– Скажу! Где он? Пусть скажет, когда именно я подходила и как умудрилась украсть бумажник, посмотрим по камерам!
Я направляюсь к выходу из подсобки, чтобы вернуться в зал и разыскать обворованного наверняка бухого идиота, не уследившего за бумажником и даже не запомнившего официантку. Но начальница преграждает мне путь.
– Дудки, милая. Никуда ты не пойдешь. Будешь сидеть здесь, пока не приедут менты, ясно? А если клиент захочет пообщаться, тогда зайдет. Не хватало мне еще воровки! Это не сельский клуб, это элитное заведение!
– Но…
– СЯДЬ, СУКА!
Я испуганно сажусь на скамейку. Сейчас Айжан выглядит ненормальной. Ее ноздри широко раздуваются от гнева, а глаза мечут молнии. Кажется, она в шаге от того, чтобы меня ударить, и я невольно чувствую, как сжимаюсь в ожидании боли. Ненавижу! Ненавижу!
– Только попробуй что-нибудь выкинуть, Каренина, я тебя сама под поезд брошу, ясно?! Позорище. Лимита.
Она с грохотом захлопывает дверь, и я остаюсь в темноте, нет сил даже включить в подсобке свет. Руки мелко дрожат, а к горлу подкатывает тошнота. Я лишилась работы… это не подлежит сомнению. И если не докажу, что не брала проклятый бумажник, то отправлюсь в тюрьму.