– Это ты? – сквозь рыдания выдавливает мать, замирая напротив.
Встаю, но не чувствую пол под ногами.
Она словно высохла. Бледная, хрупкая, тощая. Кожа тоньше бумаги, когда-то густые темные волосы потеряли блеск и собраны в простой пучок на макушке вместо шикарных локонов, которые она всегда любила. Морщины оплели паутиной лицо и шею, но самое отвратительное – глаза, блестящие от слез и абсолютно лишенные жизни.
– Здравствуй, мама.
– Привет, сынок. Я писала тебе. Хотела встретиться, но ты…
– Я же сказал, мы встретимся у адвоката. И просил не звонить и не писать мне. Разве нет?
– Но мы так давно не виделись… Я не знала, где ты и как ты. Мы могли бы…
– Нет.
– Никита… – она морщится от нового приступа слез, но меня этим не проймешь.
Я видел все это тысячи… Нет. Миллионы раз. Рыдания, крики, истерики. Видел, как она медленно умирает каждый день, по собственной воле шагая к палачу. Один раз я попытался ее спасти, закончить это дерьмо и разрубить оковы, но она, как безумная, затягивала узлы на своих руках и ногах все крепче. И я остался виноват…
– Глеб к тебе приходил? – спрашиваю только потому, что это касается дела.
– Да… Он приходил к Коле в больницу. Хотел поговорить с ним о завещании.
– И?
– Коля… Он никого не узнает, кроме меня. Не помнит практически ничего. Даже разговаривает с трудом. Врачи… – мать сжимает губы и качает головой. – Они не дают никаких гарантий. Говорят, что счет идет на дни. То, что он очнулся, уже чудо.
Чудо? Вспышка адской боли разрывает каждую клетку. Нет. Настоящее чудо – это то, что моя мать встала на колени перед ублюдком, который не заслуживал даже ее мимолетного взгляда. Чудо – что она до сих пор готова на все, ради него, и что осталась с ним. Чудо… Да блять! Чудо – что он не сдох тогда и смог все-таки забрать ее жизнь до последнего дня, потому сейчас я вижу перед собой лишь ходячий труп.
– С Глебом даже не разговаривай и в дом его не пускай. Он может говорить все, что угодно, это провокация. В ближайшие дни приедет твой адвокат, и тогда…
– Не представляю, чтобы я делала без тебя, Никита. Когда Глеб позвонил и начал угрожать, я даже не представляла, как смогу справиться. На мне так много всего, борьба за жизнь твоего отца отнимает столько сил. Спасибо, – она протягивает руку, чтобы дотронуться до моей щеки, но я перехватываю ее ладонь.
– Не надо. Я делаю это, чтобы ты от меня отвязалась. Не хочу иметь ничего общего с вашей семьей. И… – стискиваю зубы, не сумев справиться с эмоциями, – он мне не отец.
– Коля вырастил тебя… Он тебя лю..
– Замолчи, – отбрасываю ее руку.