— Будет очень нагло, если я срочно попрошу у Вас номер телефона? — слегка склонив на бок голову, я заглядываю ей в лицо. — Дело в том, что мне выходить на следующей станции, а я не уверен, что смогу спокойно просидеть в офисе весь день, зная, что меня отшила такая красотка. Наверняка нагрублю клиентам, наделаю кучу ошибок в отчетах, задержусь на обеде и в итоге получу пару выговоров от начальства.
— Ну как тут не сжалиться… — вся пылая, но не теряя достоинства, весело шутит моя богатенькая принцесска, и голос ее теплеет с каждым словом, потому что я буквально пожираю взглядом ее губки и облизываюсь. — Плюс семь, девятьсот три, семьсот четырнадцать, сорок четыре, четырнадцать, — взволнованно диктует она.
— Крутой номер. Запомню. Я уже успел рассказать, что у меня феноменальная память на цифры? — меня одаривают чарующей улыбкой в ответ и легким взлетом бровей с мягким упреком. — А имя?
— Надя.
— Надежда… Вы знаете, что надежда — это то, чем никогда нельзя пресытиться?
— Теперь буду знать, — тает она, но поезд уже замедляет свой ход перед остановкой, и нам пора прощаться. Моя рука, туго обтянутая тонкой эластичной перчаткой, как раз выныривает из ее модной сумочки с увесистым кожаным кошельком и исчезает в кармане моей дубленки.
— Позвоню тебе сегодня вечером, — обещаю я очень доверительно и отворачиваюсь. Двери открываются, и я начинаю пробираться к выходу, снова смешиваясь с толпой. Только в этот момент какой-то отвратительный грубый голос прерывает всю эту идиллию, и чья-то железная рука стискивает мертвой хваткой рукав моей дубленки, удерживая меня на месте в неумолимом людском потоке.
— А ну стой, сволочь! — рявкает голос. — Девушка, этот урод у Вас только что кошелек из сумки вытащил!
— С ума сошли?! — неподдельно возмущаюсь я и дергаю изо всех сил руку. Вырваться сразу не удается, но я дергаюсь еще сильнее, распихивая в стороны незадачливых пассажиров и совершая мощный рывок ко все еще открытым дверям поезда.
— Осторожно, двери закрываются, — сообщает приятный женский голос. У меня еще есть 2–3 секунды, и этого оказывается достаточно, чтобы я выбрался на платформу до того, как за спиной со стуком сдвинулись двери. Оглядываюсь и мельком успеваю заметить растерянное лицо своей жертвы. Прости, куколка, нам могло бы быть очень хорошо вместе, но какой-то козел все испортил. Мысленно ставлю черные крестики на Таганке и на Павелецкой на полгода. Делаю пару шагов и чувствую, что ноги предательски дрожат, а сердце колотится как у зайчишки, попавшегося в капкан. Медленно выдыхаю, продолжая волочить ноги, воровато стреляю глазами по окрестности, но никому нет до меня дела. Собираюсь с силами, крепко сжимая в кармане свою добычу, расслабляюсь и тут же врезаюсь в чью-то каменную тушу, вдруг выросшую на моем пути.