— Что ты хочешь? Ее отец поверит, будь уверен.
Он скосил губы в гадкой улыбке.
— Фальшиво все это, — Чех швырнул на пол рамку и встал на снимок каблуком. От хруста тонкого покрытия меня полоснуло горечью, я готов быть метнуться к менту и задавить его голыми руками, но дуло справа мешало двигаться. — Не верю, — продолжал говорить Чех и крутил каблуком. Расковырял стекло тяжелой обувью, а потом, ловко наклонившись, достал фотографию, стряхнул осколки и подошел ближе. Протянул мне снимок, словно жест доброй воли. На, мол, бери. Ничего не бойся. Доверься мне.
Да только я знаю его повадки слишком хорошо.
— Ты обещал сына найти, но кормишь меня завтраками, — сказал я жестко и прищурился. Пора отвечать за свои слова, ублюдок.
— Не доверяешь мне? — он тормознул у самой кровати и дернул фото назад. Достал из кармана нож и приставил к уголку бумаги.
— Ты два года его ищешь, — мой голос звенел сталью, и я словил себя на мысли, что ненавижу этого психа даже больше, чем Кирсанова. — Ты говоришь, что вышел на концы, но я вижу, что только кормишь завтраками. Если нет его в живых — так и скажи, — я не сводил взгляда с фотографии в руках Чеха. У меня их сотни-тысячи, но даже смотреть на Милу другим не разрешалось, не то, что трогать фотографии, где она все еще была для меня живая. Где улыбалась, где смотрела влюбленно, где держала сына на руках.
Лезвие поехало в сторону по краю карточки, до скрипа бумаги и моего сердца.
— Вот значит как, — Чех хлопнул по комоду ладонью, прилепив туда фотографию. — Это твоя благодарность, сосунок? Думаешь, что я за свои слова не отвечаю? — он замахнулся, но в последний миг нож полетел не в мою сторону, а встрял в комоде, пронзив лицо жены.
Ребра раздались в стороны, сердце взлетело в горло, кровь ударила в голову, а я сорвался с места. Урод справа не ожидал моего рывка, покачнулся, но потом ловко дернулся и сбил меня на ходу тяжелый пистолетом. Я отмахнулся и ударил его по плечу. Вывернулся, заломил уроду руку, сжал курок вместе с его пальцами, отчего они захрустели. Прозвучал выстрел. И ублюдок, поскуливая, рухнул на пол с простреленной ногой.
Чех лишь рассмеялся на это, а из коридора забежали еще двое, с ними Сергей — на прицеле. Я поднял руки и шагнул назад.
— Не рыпайся, Лютый! — прогрохотал Чех. — Прощу всего разок, просто интересно посмотреть на продолжение спектакля, — он шагнул ко мне, навис угрожающе, хотя и был меньше ростом. — Разозлил ты меня. Разочаровал. Или ты сегодня докажешь мне, что Кирсанова от тебя без ума, или я ее грохну. Усек?
— Как я докажу? — прохрипел, сжимая кулаки и сгибаясь от злобы, что колотило все тело.