И тут, будто поддержка свыше, внутри меня шевельнулся малыш. На глаза навернулись слёзы, стало стыдно и гадко от мыслей, которые только что посетили меня. Сброситься с крыши? Умереть? Убить моего ребёнка? Да ни за что! Я буду жить не смотря ни на что.
Усевшись в джип, подождала, когда мы отъедем от клиники и повернулась к Лютому. Губы тут же онемели, а в рот словно налили клея, но я должна была это спросить. Ради нас всех.
— Ты же… не тронешь меня?
Леша повернулся, в его черных глазах плавилось стекло.
— Он убьет вас, — сказал и отвернулся. — Но я не прикоснусь к тебе без твоего согласия. Никогда, слышишь, — он захрипел, откашлялся в кулак и снова посмотрел в глаза.
— Не убьёт, — твёрдо возразила я и, вспомнив сузившиеся глаза чудовища, невольно прижала руки к животу. — Наверное…
Отвернулась к окну и, кусая губы, размышляла о своём поступке и реакции Чеха. А что если я не права? Конечно, с одной стороны Чех очень подходил на роль убившего маму злодея, но с другой, нельзя не признать, что Лютый прав — улик не было. Лишь догадка. Готова ли я рискнуть всем, положившись на интуитивное чутьё? Поставить на кон жизнь своего ребёнка? Покачала головой.
— Не могу. — Погладила выступающий животик. — Даже думать об этом страшно.
— Я тогда не знаю, что делать, — сказал Лютый. Его желваки ходили ходуном, а руки на руле совсем побелели. — У меня нет вариантов. Если мы сбежим, он убьет Сергея и Сашу, если откажемся дальше играть — тебя. Скажи, как мне поступить, я прислушаюсь, — он снова посмотрел на меня, свел брови, поджал губы.
Я, не в силах выдержать его взгляд, отвернулась и, делая вид, что заинтересовалась Рыжуней, потянулась к спящей в корзинке кошке.
— Вот ты где, соня! — Вытащила недовольное животное и, пристроив себе на колени, погладила. Кошка тут же заурчала на всю машину. Словно снимая плавающее в воздухе напряжение, разряжала обстановку. Я с улыбкой проговорила: — Мы же не позволим злому дяде никого убить, да Рыжуня?
Леша замедлил ход, а потом и вовсе остановился у ряда елок, за которыми просматривалось белое-белое поле снега.
— Лина, я дал тебе слово и никогда его не нарушу, — он смотрел вперед, наверное, увидел, как я брезгливо отвернулась, и решил, не сталкиваться больше взглядами. — Я не знаю, как переступить через это. Я не хочу выбирать, но придется.
Лютый опустил плечи и отвернулся в окно, резко выдохнул, потянулся к зажиганию, но я положила ладонь на его огромную руку. Закрыла глаза, не в силах сама поверить в то, что собиралась сказать. Я сошла с ума, но…
– Я попытаюсь. — Пальцы мои сжались на руке Лёши так, что ногти впились в его кожу. — Но Чех на это смотреть не будет. — Вскинула глаза и, преодолевая боль во рту, словно от раздирающих пересохшее нёбо колючек, твёрдо заявила: — Никто не будет!