Сглотнув подкативший к горлу ком, я медленно, стараясь не выдавать страха, приблизилась к Лютому. В его спальне есть замок. И хоть это слабая преграда, но хоть какая-то иллюзия безопасности. Взяла мужчину за руку и, глядя в наполненные тьмой глаза, попросила:
— Проводи меня, пожалуйста. Я очень устала и хотела бы прилечь…
Раздался смешок, и те двое переглянулись. Один из мужиков опустил руку к ширинке и подёргал кистью взад-вперёд. Я не выдержала и вжалась в тело мужа.
Лёша обернул мне руками плечи, немного повернулся к говорившему, и от его низкого голоса завибрировало все внутри:
— Еще раз выкинешь что-то подобное, сломаю шею, — он говорил тихо, но жутко страшно. Жилы примораживались от темноты, что наполняла голос мужчины. — Все будет хорошо, — сказал, наклонившись ко мне, Лютый. — Ребята Макса тоже здесь. Никто нас не тронет без приказа. Верь, пожалуйста, — он отпустил меня. Но лишь на миг. Чтобы поднять на руки и отнести к спальне — своей, той, куда не пускал никого из женщин. Дверь открыл с ноги, занес меня внутрь и поставил в центре, на созвездие вышитое на ковре. Лёша огладил мои плечи широкими мазками ладоней, коснулся теплыми пальцами волос — невесомо-осторожно, вытащил булавки из прически, отбросил их в сторону с некоторой злостью. Металлические шпильки с треском забились под комод.
Кто-то в коридоре сдержанно заговорил, глухие шаги остановились совсем рядом. Щелкнула дверь, перекрывая свет из коридора и оставляя нас одних. В ореоле диодных лампочек по периметру. Муж наклонился к моим губам, потянул пальцами подбородок и прошептал:
— Лина, доиграем спектакль на бис? — а в его глазах, темнее ночи, утопали другие слова. Скрытые. Личные. Но не оброненные. — Позволишь? — Лёша отступил, привычно положил большую ладонь себе на левое плечо, как сигнал, что хочет приблизиться, склонил покорно голову, а потом вдруг вскинул подбородок и тихо-тихо сказал: — Я хочу, чтобы ты жила, — судорожно глотал слова, будто боялся, что его услышат и остановят, — и подарила миру еще одну жизнь. Позволь сохранить две судьбы, Ангел? Потом делай со мной, что хочешь, но его сохрани, умоляю, — он не дождался ответа, подбитым зверем, сломанным жизнью, ступил ближе и уткнулся в мое плечо тяжелым лбом. — Пожалуйста…
Я судорожно втянула воздух и, глотая слёзы, несмело подняла руку, дрожащие пальцы коснулись мужского плеча. Какой же он всё же огромный! Я на фоне Лютого, словно кукла, которую так легко сломать, и в то же время уверена, что этого не произойдёт. Он скорее сломает себя.
Я знала, что этот мужчина вырвет себе сердце, если это поможет нашему малышу, и от понимания этого горло перехватывал спазм. Лютый и сам похож на маленького ребёнка, который в порыве неконтролируемой детской ярости и обиды разбил игрушку, а потом, пытаясь склеить, долго и безудержно рыдал над обломками…