Я вжалась всем телом в мужа. Он дышал глубоко и порывисто, но я чувствовала, что осторожничает. Будто идет по натянутой леске над пропастью.
— Люблю тебя… — не голос, а шорох, лег на плечо, — малыш… — и легкое поглаживание опустилось с живота, слегка коснулось края белья и убежало снова вверх, замерло возле пупка, а потом поплыло выше, выше, пока не накрыло грудь.
Муж не задерживался на одном месте, будто жадно изучал мое тело, не позволял мне привыкнуть, осознать происходящее.
Леша стянул платье с бедер, отчего оно белым облаком легло под ноги, приподнял меня на руки и понес к кровати.
Страх, что охватывал меня, сменялся тёплыми волнами благодарности и снова наваливался, не давая дышать. До сего момента всё, что делал муж, заставляло меня сжиматься, а сердце трепетать в предчувствии совершенно иного. Чего? Я и сама не знала, но чувствовала, что сейчас всё будет по-другому.
Лютый, будто дикий зверь, поверивший кому-то впервые за долгое время, бережно уложив меня на кровать, склонился и опустился ниже. Остановился в сантиметре от кожи, где-то на границе шеи, за ухом, передвинулся от плеча мимо груди к животу и осторожно поцеловал в пупок. Ребенок призывно толкнулся, будто почувствовал близость отца. Леша тихо засмеялся, приложил ладони к животу и прислушался.
— Я ради вас на все пойду, — прошептал и посмотрел мне в глаза. В темных радужках мерцало отражение гирлянд. — Мама знает, что это правда.
Крупные пальцы подцепили чулки и потянули их вниз. Медленно. Щекоча. Вызывая новые неизведанные раньше ощущения. Освободив одну ногу, муж неторопливо приступил к другой. Нежно и осторожно, будто снимал паутину. И это было так непохоже на знакомого мне Лютого, что я не могла смотреть на Берегового и видеть того бандита, что напал на меня. Словно его нет…
Будто его никогда и не существовало. А был лишь обезумевший от горя человек, превратившийся в умирающего зверя. Но сейчас, очнувшись, зализав раны, обретя новый смысл жизни — тот, что рос в моём теле — снова возродился.
Ко мне неожиданно пришло осознание, что Лёша не верил, что его сын — Саша — жив. Если бы он надеялся на это, то перерыл бы землю. Что там произошло, я не знаю, но вижу — Лютый бы не стал идти на поводу Чеха, а нашёл бы мальчика. Боль стянула грудную клетку, я прикусила губу и, протянув руку, погладила мужа по жёстким волосам.
Леша откинул на пол карпон, навис сверху, прищурился и вдруг заулыбался пьяно-развязно, но я видела на свадьбе, что он ни капли не выпил.
— Закрой глаза, Ангел, — шепнул он в губы. — Не хочу тебя пугать своим уродством. Не смотри на меня, если тяжело. Доверься моим рукам. Они не причинят вреда.