— Вот значит как… — И тут же ойкнула, прижав руки в животу: — Снова шевелится… — Посмотрела с тревогой: — Может, ему не нравится? Ты ему ничего не задел? Огромный такой… Ой.
Она прижала ладонь к губам и очаровательно покраснела. С учётом того, что я ещё в ней, это было мило.
— Он прекрасно защищен, — мой голос совсем сел. — Тобой, — потрогал ладонями небольшой животик жены. — Охо, какой активный. Да ему нравится просто, но если ты волнуешься, я могу спеть колыбельную.
Зачем я так сказал? А теперь еще и глупо улыбаюсь. Вот идиот. Она ведь поймет, что не играю, а я не хочу этого. Пусть обманывается, не нужно, чтобы привязывалась и потом страдала.
— Ты умеешь петь?! — искренне удивилась Ангелина, и я увидел, как ее небесные глаза сверкнули солнечным теплом.
— Ты будешь смеяться, — нахмурился, немного пошевелился, приподнялся на руки, отчего член почти сразу вернулся в боевое состояние. Так не хотелось отпускать Лину, тело просило продолжения… но разум был против. Казалось, что этот миг, что подарил нам хрупкое счастье и улыбки — треснет, стоит мне выйти из нее. Но нельзя, я не смогу больше — еще минута, и уже не сдержусь, а малышке нужен отдых. Да и не могу я вечно сдерживаться и быть пластилином, но и пугать своей необузданной страстью не стану. Это как быть закодированным, но сорваться. Трындец, Чех подсунул мне яд медленного действия.
Я плавно вышел из ее горячего тела, спрятал глаза, что наполнились сталью, и сдвинулся так, чтобы Лина не видела, как снова ее хочу. Нашел на краю кровати рваную свадебную рубашку и осторожно стал вытирать девушку от семени. Крови нет, кожа слегка покраснела, но уже расслабилась и не пульсировала.
— Все хорошо? — я осмелился посмотреть на нее и затаил дыхание. Что-то не так? Почему она не двигается? Смотрит и молчит. Не молчи, Ангел, скажи, как ты меня ненавидишь. Скажи…
— Ты обещал спеть малышу, — настойчиво напомнила она и, притянув покрывало, стыдливо прикрыла лобок. Слегка округлившийся животик же оставила открытым. — Я жду.
Я не умел петь, никогда не учился, но Сашка обожал короткие песенки перед сном. Выпрашивал, не отпускал, пока я не спою хоть одну.
Пришлось потянуть второй край простыни, чтобы прикрыться. Прочистил горло и, откашлявшись в кулак, всмотрелся в румяное лицо девушки — моей жены теперь.
— Не сбежишь от ужаса? — уточнил я и так приятно было поймать еще одну ее улыбку. — Ладно, — подкрался ближе к животику и тихо-тихо запел: — Баю-бай, крадется дрема. Он разносит сны по дому. И к тебе пришел, малыш — ты уже так сладко спишь.