Я не чувствовала своего тела, словно превратилась в облачко. Мне не хотелось открывать глаза, не хотелось сталкиваться с реальным миром, вспоминать, что рядом со мной не муж, а другой мужчина.
Я малодушно зажмурилась, желая уснуть, а проснувшись поутру, понять, что все произошедшее лишь мой сон. Просто сон, который никогда не станет явью.
Сладкий сон, наполненный страстью и жаркими прикосновениями. Насыщенный невообразимым удовольствием и накалом невыносимых пиков, от которых хочется рассыпаться на мелкие искры и растаять в пучине умопомрачительных чувств. Так не бывает в жизни, поэтому хочется ухватить сновидение за хвостик и хоть ещё минутку понежиться в вихре приятных ощущений.
— Нам нельзя… — прошептала сквозь сон Милена.
Распахнул глаза и посмотрел на спящую рядом женщину. Голова её лежала на моей руке, из-под тёмной тени ресниц по нежной щеке скатилась прозрачная капля и коснулась кожи моего плеча.
Никакой, мать его, это не сон!
И вихрь эйфории, и стоны, и сладостные движения, — всё реально. И искажённое болью лице Милены, и кровь на наших телах… В груди кольнуло, душу будто завернуло в покрывало тьмы.
Она была девственницей! Я стал первым мужчиной Милены…
Как это возможно? Блять! Я же слышал её стоны, они точно доносились из спальни отца. Они же трахались! Она не может быть чиста.
Боль, будто некто выдирал из меня жилы, — мучительно медленно, — пронзила всё тело. Я ошибался. Это не месячные, не обман. Милена вышла замуж, но почему-то осталась девушкой. Может, поэтому отец не спешил и медленно готовил её к сексу. А я…
Дебил! Идиот! Гад последний.
Я застонал, ощущая, будто в груди проворачивают гвозди, а на голову льют раскалённый металл. Не мог понять. Не смел принять… Ведь это разорвёт меня, разрушит всё, во что я верил. Как можно быть такой красивой, такой сексуальной, и оставаться чистой? Разве это реально?
Но я знал, что стал у Милены первым. Этого не спутать. И ночью я это понимал. Так узко! Так сладостно… Ей было больно, и я старался быть осторожным. Сам был опьянён страстью, не мог остановиться. Так хотел её, что, казалось, взорвусь, если не погружусь в горячее лоно.
Твою мать!
Её ласки, такие неловкие, такие искренние — я не мог бы устоять, даже если бы не желал эту женщину как безумный. Я обезумел Миленой.
Чёрт!
Я влюбился, как последний дурак, но сопротивлялся сам себе. Доказывал, что она шлюха. Хотел не отца в этом убедить, а лишь удостовериться, что и эта тварь не имеет права на моё сердце.
Я сцепил зубы, чтобы не заорать.
Милена была такой, какой и выглядела. Чистой, непорочной, светлой… А я, как последняя сволочь, растоптал её. Сломал этот нежный цветок, смял лепестки, ободрал сочные листья. Я всё испортил!