В Петербурге Пушкиных окружала близкая родня. Там жили родители Александра Сергеевича, все три брата Натальи Николаевны, ее сестры, тетушка Екатерина Ивановна Загряжская и дочь Наталья Кирилловна Загряжская. Между ними царило доброе согласие. Вместе отмечали домашние праздники, крестины детей, дни рождений, все бывали дружно озабочены подарками. Если в лицейские годы Пушкин называл первым своим другом Пушина, то во второй половине жизни его другом таким стал Павел Воинович Нащокин. Приезжая в Москву, Александр Сергеевич останавливался у Нащокиных в Пименовском переулке.
— Как я рад, что я у вас! Я здесь в своей родной семье!
Его любили в этом доме со всей искренностью. Своей наружностью и простыми манерами, в которых, однако, «сказывался прирожденный барин». Пушкин и впрямь располагал к себе. «В нашей семье он положительно был родной», — подчеркивала и жена Нащокина Вера Александровна. Поджав ноги, втроем размещались они на турецком диване, Пушкин в своем красном архалуке с зелеными клеточками, и вели откровенные беседы. Глаза его были «особые, поэтические задушевные глаза, в которых отражалась вся бездна дум и ощущений, переживаемых душою поэта. Других таких глаз я во всю мою долгую жизнь ни у кого не видала», — вспоминала Вера Александровна. Все было просто меж ними, искренне, душевно. Как-то, уезжая в Английский клуб, Павел Воинович спросил, что прислать из клуба остававшимся дома Пушкину и Вере Александровне. «Мы попросили варенца и моченых яблок. Через несколько минут клубский лакей принес просимое нами».
В верхнем этаже для друга-поэта была отведена особая комната рядом с кабинетом хозяина, где мог он работать. Она так и называлась — пушкинской. «Да такого друга, как Пушкин, у нас никогда не было, да таких людей и нет!» — говорили Нащокины.
…Пушкин всегда дорожил семейным благополучием и спокойствием. Именно поэтому так нестерпимо больно было их терять. А усталость накапливалась, ему невмоготу уже было и сочинять.
…Давно завидная мечтается мне доля —
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальнюю трудов и чистых нег.
Наталья Николаевна считает «своим долгом помочь» мужу, ибо «несправедливо, чтобы вся тяжесть содержания» семьи целиком «падала на него одного». Она выкладывает «негодному братцу» Дмитрию начистоту все материальные их затруднения: «Бывают дни, когда я не знаю, как вести дом, голова у меня идет кругом». Наталья Николаевна видит, как
Пушкин «печален, подавлен, не может спать по ночам и, следственно, в таком настроении не в состоянии работать, чтобы обеспечить нам средства к существованию: для того, чтобы он мог сочинять, голова его должна быть свободна».