Диана
Смотри в окно. Листай каналы. Читай книги.
Приготовь что-нибудь.
Со злостью вытираю слезы, считая часы после его ухода. За окном уже давно стемнело, и мне становится не по себе. От видов на реку холодную, черную, глубокую. От вида на колесо обозрения, которое по ночам ассоциировалось у меня с аттракционами и клоунами. Монумент вообще пугал своим величием…
Я не полюбила город Волгоград, хотя у нас могла быть совсем другая история.
Встаю, чтобы плотно задернуть шторы и закрыть балкон, но слышу поворот ключей в замке и срываюсь в коридор.
Больше не плачу, потому что не хочу четвертой пощечины.
Да, я считаю удары. И каждый запоминаю.
— Ты вообще уходила отсюда?
Эмин улыбается, завидев меня на пороге. Смотрю на него исподлобья и жду, когда он скажет, что с моей мамой все в порядке. Что она жива.
Он молча запирает дверь. Кладет ключи себе в карман.
За весь день одиночества и смертной тоски я многое сумела понять. Я попала в настоящий жестокий мир со своими реалиями. Здесь лучше снять розовые очки и как можно раньше понять эту новую жизнь.
И я попыталась понять Эмина.
Анархист жесток: он двадцать лет гонял мою семью по всей России, а затем жестоко расправился с моим отцом и должен был расправиться со мной.
— Моя мама… с ней все хорошо?
Сердце замирает на долгие секунды, пока Эмин молчит.
— Она жива.
— То есть не в порядке? — сглатываю ком в горле.
Я должна быть благодарна Эмину за спасенную жизнь, но что будет дальше? Пощечины будут продолжаться? А его двусмысленные намеки и взгляды — к чему они приведут?
— Я все поняла, Эмин.
— Что же ты поняла, моя девочка?
Он скидывает с себя бежевое пальто и вешает его в шкаф. Странно: ему бы больше подошло черное. В цвет его агрессивной натуры.
— Из-за меня ты ввязался в войну с Анархистом. Ты спас мне жизнь, и теперь я должна помочь тебе. Давай мы вместе подумаем, как посадить его в тюрьму и отвязаться от его многолетних оков?
— Весь день готовила речь?
Эмин следует на кухню. Я за ним.
Я сняла свои вещи, в которых уезжала из Сибири, только не выкинула их, а спрятала. Переоделась в домашнее — здесь вся одежда была по моим размерам. Это казалось мне странным.
— Ты ела?
— Нет, я долго думала над тем, как…
— Почему ты не ела?
Эмин недовольно хмурится. И без стеснения перебивает меня.
Я начинаю злиться. Он тоже. Ни к чему хорошему это не приведет.
— Послушай, но я же не собачка, чтобы есть по расписанию…
Я пытаюсь взять себя в руки.
Пристально посмотрев на меня, Эмин распахивает холодильник. Греет еду, которую заказал еще в день нашего прибытия.